Не возжелай мне зла - Джулия Корбин

Глаза Робби закрыты, дышит он медленно и глубоко, словно все произошло с ним давно, а сейчас он мирно спит в своей постельке.

— Робби, — глажу я его волосы. — Это я.

— Ммм…

— Как себя чувствуешь?

— Горло болит.

— Тебе делали промывание.

— Знаю. Я пытался выдернуть трубку, но она застряла.

— Шар сдувается, и тогда трубка выходит.

— Ага. Мне объяснили. — Он открывает глаза и тут же закрывает. — Стены все еще шевелятся.

— Скоро все придет в норму. — Я беру его за руку. — Завтра наркотики перестанут действовать, и ты у меня будешь как новенький. — Жду, что он на это ответит, но сын молчит. — Можешь сказать, как в твоем организме оказались наркотики?

— Нет.

— Робби… — Я поглаживаю его руку, ощущаю мозоли на большом и указательном пальцах, которыми он тренькает на гитаре. — Мы обо всем поговорим, когда тебе станет лучше… Сейчас только скажи — и, пожалуйста, не ври: ты принимал сегодня бутират?

— Нет.

— Это правда?

— Никаких наркотиков я не принимал, в пабе выпил только пару кружек пива. — Защищается он усталым, унылым голосом, словно у него нет сил даже говорить, а уж тем более обманывать. — И еще немного водки в клубе.

В точности совпадает с показаниями Марка.

— Ты ведь ничего не скажешь папе?

— Я уже оставила сообщение ему на автоответчике.

Он бормочет что-то не совсем разборчивое. Похоже на слово «козел».

— Он твой папа, Робби. Он любит тебя.

— Да сразу сделает из мухи слона. Ты его знаешь.

— Робби, тут и не надо делать никакого слона. Все очень серьезно. — Последнюю фразу я произношу через паузу: — Ты мог умереть.

— Да, но ведь не умер.

Он переворачивается на другой бок, чтобы не смотреть на меня, плечи его провисают. Я встаю и склоняюсь к нему:

— Хочешь, посижу с тобой немножко?

— Не надо, мама. Я очень устал. — Он открывает один глаз. — Спасибо, что пришла.

— Ну, тогда я пойду домой. Выспись как следует. — Я целую его в щеку. — Завтра вернусь с чистой одеждой. Я люблю тебя, помни об этом. — Снова целую его.

— Знаю.

Большего от него не добьешься, но мне достаточно, чтобы убедиться: с ним все в порядке. Ему уже гораздо лучше. Слава богу. Занавеску, выходя, не задергиваю и направляюсь в сторону приемной. Мне уже легче дышать, спина и шея распрямляются. С души словно камень свалился, теперь я уверена, что все еще можно поправить, что все будет хорошо. Только не надо спешить и забегать вперед, тем более я нутром чую, что Марк и Робби говорят правду.

Но как тогда наркотик попал в его организм?

Ты только не волнуйся, сейчас надо успокоиться, говорю себе. Не спеши. Главное, Робби поправляется. И будет здоров. А через пару дней мы наверняка разузнаем, что случилось, и сможем пережить этот столь печальный инцидент.

Мой внутренний монолог резко прерывается, откуда-то спереди доносится очень знакомый голос:

— Я не требую каких-то особых условий, я требую безотлагательных ответов.

Поворачиваю за угол и вижу Фила и доктора Уокера. На бывшем муже какие-то штаны и дорогущая рубашка поло в серую полоску разной ширины и оттенков. Одеж да незнакомая: бросив меня, он поменял весь свой гардероб. И стал словно совсем другим человеком. Он замечает меня и меряет взглядом с ног до головы.

— Ты что, где-то развлекалась?

— Да.

На мне шелковое облегающее платье, ощущение в нем, словно купаешься в теплой ванне. Думаю, оно мне идет, но не хочу показать, что мне интересно, считает ли и Фил так же. Прожив без него уже целый год, я все никак не избавлюсь от желания увидеть в его глазах одобрение и поддержку. И злюсь на себя за это.

— А кто же остался с Лорен?

— Она сегодня ночует у Эмбер.

— Ты говорила ей про Робби?

— Завтра скажу.

— Я заберу ее и сам скажу.

— И не вздумай. — Я настроена решительно. — Тем более в эти выходные они не с тобой.

Стараюсь говорить голосом будничным, но, боюсь, мои слова звучат неубедительно. Доктор Уокер наблюдает за нами с непроницаемым видом, но мне все равно стыдно, что я так себя веду перед ним.

— Марка отвезу домой сама. — Я гляжу на доктора. — Спасибо вам за все. — Мы пожимаем друг другу руки. — А завтра приеду за Робби.

Я ухожу, оставляя доктора Уокера наедине с Филом. Сейчас на беднягу обрушится шквал вопросов… Впрочем, не сомневаюсь, он бывал и не в таких переделках, а я слишком устала, чтобы принимать на себя атаку. Фил работает психиатром-консультантом, сейчас он станет лихорадочно перебирать в уме знакомых медиков, желательно светил. Нутром чую, доктора Уокера, пусть и настоящего профессионала, Филу будет мало. Ему нужен еще кто-то, чтобы проверить заключение. Лучше всего близкий приятель. Филу понадобится подтверждение компетентности Уокера. Он станет проверять доктора, даже не скрываясь перед ним. Говорят, люди не меняются, но, увы, это не про Фила, он как-то уж очень быстро переменился в последнее время. Стал подозрительным, нервным, каким раньше никогда не был. И не в меру педантичным, привередливым, а порой и совершенно не чутким. С таким мне самой захотелось бы развестись.

Тем временем атмосфера в приемном покое, похоже, достигает критической точки. Мужчины, которые были в очереди за мной, подступают к охраннику, кричат, тычут в лицо пальцами ему, а потом медсестре. Она стоит неподвижно, как каменная статуя, сложив руки на груди, с непроницаемым выражением лица.

Я подвигаюсь поближе к стойке, ищу взглядом Марка. Все стулья заняты, по помещению нетерпеливо слоняются не менее двадцати страждущих, видно, что нервы у них на пределе. В углу врач с медсестрой стараются успокоить пожилую пару, отчаянно предающуюся горю: похоже, только что получили ужасное известие. Мужчина рыдает, тщедушное тело его ходит ходуном.

— Все под Богом ходим, — говорит женщина.

Поджав губы, мы с ней обмениваемся взглядом, словно подтверждаем истинность этих слов.

Марка нигде не видно. Бормоча извинения, пробиваюсь сквозь толпу и выхожу на ярко освещенную площадку перед больницей. Эдинбург не славится хорошим климатом, но сегодня весь день светит солнце, как в какой-нибудь Барселоне или в Милане, и вечер удивительно теплый, воздух непривычно благоухает. Перед зданием три машины «скорой помощи», задние дверцы открыты. Рядом врачи из бригады, попивают что-то из пластмассовых стаканчиков, о чем-то весело болтают.

А вон и Марк, метрах в двадцати на травке газона, курит, рядом друзья, двое парней и девушка — это Саймон, Эш и Эмили, все они ходят в хоккейный клуб. Марк замечает меня, гасит сигарету о подошву и шагает навстречу.