Оттенки зла - Эндрю Уилсон

Однако не стоило ворошить прошлое – это не принесло бы ничего, кроме лишней боли. Я знала, что не всегда имеет смысл слишком зацикливаться на чем-либо. Это было одной из причин, по которым я согласилась помочь Дэвисону в его секретной работе. А сейчас, когда все разошлись по каютам, наступило, пожалуй, подходящее время, чтобы встретиться с ним. Когда я лежала, мое самочувствие только ухудшалось, значит лучше оставаться на ногах и заняться делом. Карло и Розалинда снова легли; у них в каюте стояла тишина. Я выскользнула в коридор и, убедившись, что там никого нет, подошла к двери Дэвисона и тихо постучала.

– Миссис Кристи! Приветствую вас, – произнес Дэвисон, пригладив пятерней русые вихры.

– Надеюсь, я не помешала? А то…

– Нет-нет, заходите, пожалуйста, – ответил он, распахнув дверь и выглянув из предосторожности в коридор.

– Не могу лежать, когда качает. Все плывет перед глазами, и меня тошнит. А вы как переносите качку?

– Сносно. Правда, я принял порцию коньяка. Не желаете выпить тоже?

– Нет уж, благодарю.

– А, ну да, я забыл, вы же не употребляете алкоголя. Но ваш любимый напиток, молоко со сливками, тоже, наверно, не стоит сейчас заказывать? – спросил он, улыбаясь.

При мысли об этом напитке меня замутило.

– Ох, перестаньте, Дэвисон. Разрешите, я просто присяду.

Каюта Дэвисона была больше и комфортабельнее моей. Она состояла из спальни и маленькой гостиной; около большого иллюминатора разместились два кресла. На столике стояли графин с коньяком и сифон с содовой водой.

– Послушайте, а что это за слухи насчет самоубийства? – спросил он, передавая мне стакан воды.

– Ох, это было ужасно, – ответила я и рассказала об утренних событиях.

– И все это случилось у вас на глазах?

– Почти все. Что меня поразило, так это отсутствие какого бы то ни было страха у Джины Тревельян. Перед тем как прыгнуть, она подняла руки точь-в-точь как балерина, выходящая на сцену. Ее прыжок можно было бы назвать красивым, не будь он смертельным.

– Да, это действительно выглядит странно, – заметил Дэвисон, помрачнев. – А тело, как я понимаю, не нашли?

Может, это напомнило ему об Уне Кроу? Уж ее-то смерть никак нельзя было назвать красивой.

– По словам мистера Тревельяна, команда сделала все, что могла, но спускать спасательную шлюпку в такую погоду не рискнула.

– Да, это разумно, – отозвался Дэвисон, глядя в иллюминатор на волны величиной с дом, обрушивавшиеся на судно. – Мой стюард сказал, к концу дня должно проясниться, но что-то не похоже. Когда он сообщил, что они задраили все выходы на палубу, мне пришла в голову забавная мысль: океанский лайнер мог бы стать идеальным местом действия какого-нибудь вашего романа. Ограниченное число действующих лиц в замкнутом пространстве, злодейское убийство и ряд подозреваемых, и каждый скрывает темный секрет.

– Подобный замысел у меня был, – ответила я, чуть улыбнувшись. – А почему бы вам самому не попробовать написать такую историю? Сейчас у вас это, возможно, получилось бы лучше, чем у меня. Я безнадежно увязла в работе над чертовым «Голубым экспрессом»[2].

– Может быть, на Тенерифе вдохновение придет к вам.

– Кстати, о Тенерифе. Я прочла ваши записи по этому делу и хотела бы кое-что уточнить.

– Валяйте.

– Вы пишете, что тело Дугласа Грина нашли в пещере и оно находилось на ранней стадии мумификации.

– Да, так и было. Бедняга, – ответил Дэвисон дрогнувшим голосом. – Он был блестящим молодым агентом. Спортсмен; окончил Кембридж; свободно говорил по-испански и знал еще с полдюжины языков. То, что с ним случилось, просто ужасно. Мне пришлось ехать в Девон и сообщать об этом его родителям. Мать, закаленная жизнью сельская труженица, задубелая, как старый ботинок, сумела перенести это известие, но для отца оно стало настоящим ударом. Разумеется, о таких деталях, как мумификация, я им не рассказывал.

– А что он делал на Тенерифе? Вряд ли поправлял здоровье.

– Мы послали его на остров проверить наше подозрение, что там действует большевистский шпион.

– И сколько времени он пролежал в пещере?

– Трудно сказать точно. Что-то около пяти месяцев. О его исчезновении сообщила местная жительница, которая вела его домашнее хозяйство и готовила для него еду. Люди решили, что он переехал на другой остров.

– Известно, как он погиб?

– Врач, осматривавший тело, предположил, что его ударили тупым предметом по голове.

– А кто нашел тело?

– Профессор Макс Уилбор, археолог и антрополог. Он изучает исчезнувшую культуру гуанчей, которые населяли Канарские острова начиная с тысячного года до нашей эры. Он рылся в пещерах на побережье в поисках костей и прочих древностей и наткнулся на Грина.

– Уилбор по-прежнему живет на Тенерифе?

– Да, насколько мне известно. Как вы, вероятно, догадываетесь, на острове далеко не такие мощные полицейские силы, как у нас в Англии. Организация примитивная, и действуют они по-простому, домашними методами.

– Вы, как я понимаю, уже бывали на Тенерифе?

– Да, ездил на остров в сентябре прошлого года погостить у приятеля – точнее, приятеля моего приятеля, у него там дом. Климат на Тенерифе, как вам известно, очень полезен для людей, страдающих туберкулезом, астмой и прочими легочными заболеваниями. В долине Оротава живет целая английская диаспора. Там своего рода тропический вариант наших курортов вроде Борнмута или Торки.

– С дополнительной, так сказать, услугой в виде вулкана, – улыбнулась я, вспомнив величественную снежную вершину горы Тейде, которую видела пять лет назад с борта парохода «Килдонский замок» по пути в Южную Африку.

Это было счастливое путешествие, сопровождавшееся интересными открытиями. Я совершила его вместе с Арчи. Мы играли в бридж и подвижные игры вроде метания колец, танцевали и даже участвовали в уборке на судне – я помню, что едва не визжала от восторга, когда наступала моя очередь. Однако, какими бы приятными ни были воспоминания, нельзя жить прошлым – это верный путь к психическому расстройству.

– У вас нет никаких предположений относительно убийцы Грина? – спросила я, возвращаясь к главной теме разговора.

– Вы знаете, есть, – ответил Дэвисон, глубоко вздохнув.

Он сделал такую длинную паузу, словно потерял дар речи.

– В чем затруднение? – спросила я.

– Прошу прощения, думаю, как лучше выразить то, что я хочу сказать.

Умные серые глаза Дэвисона блеснули, он сжал губы. Затем начал говорить, запнулся, сделал вторую попытку и замолчал.