Приключения трех смельчаков - Александр Малиновский

Попробуй поспать, когда над головой, как заведенная, кричит маленькая, но такая настырная сова-сплюшка: — Сплю! Сплю! Сплю!

А сама все никак не заснет. И другим не дает.

Накопен-то под утро сплюшка замолчала. То ли уснула, то ли затаилась, боясь появления дневного света.

Дрозд видел ее один раз, когда был здоровым. Она побольше скворца, глазки круглые, желтые. Ушки торчат, как рожки. Это маленькая птица, по теперь, когда у него ранено крыло, лучше ей не попадаться.

Дрозд попробовал перевернуться на другой бок и не смог. Крыло беспомощно висело и мешало перемешаться.

И тут начала кричать кукушка. Совсем рядом. Ее осипший голос не давал успокоиться: «Тхы-хо, тхы-хо».

«Простудилась ночью, — подумал он, — всем не просто жить».

Пролетела летучая мышь. За ней метнулась большая тень.

«Сыч», — догадался дрозд.

Он не испугался за себя. Пожалел летучую мышь: «Спала всю зиму. Ждала лета. И вот попала, видно, в когти сычу. Скоро рассвет, — ткнувшись клювом в мокрую траву, думал несчастный дрозд, — взойдет солнце. Ночные враги, в том числе и сыч, спрячутся и не будут опасны. А вот дневные враги: их не меньше!»

Вчера, когда дрозд сумел вырваться из когтей ястреба и только-только успел скатиться с песчаной кручи поближе к воде, вдоль обрыва прошмыгнула рыжая плутовка лиса. Теперь с наступлением рассвета, ее он боялся больше всего.

Он думал, что едва ли выживет с раненым крылом и приготовился к самому худшему…

Большая серая ворона, подлетев, взгромоздилась на голый кривой сук. Недалеко от него. Ему стало страшно.

Он закрыл глаза.

Заметив, как зорко, наклонив набок голову, ворона смотрит в ежевичные заросли, тушканчик Тиша насторожился. Он увидел дрозда.

И не успела серая разбойница спланировать на добычу, как он молнией в прыжке смело метнулся с плотика на берег. За ним — скворушка и прилетевшая в гости варакушка.

Когда бобр Боря причалил к берегу, все четверо были уже около воды.

Ворона сердито каркнула и, с шумом слетев с ветки, скрылась в лесу. Взгляд ее был недовольным. Она будто говорила:

— Вы у меня еще пожалеете об этом.

— Ну вот, — укладывая дрозда на свое место под навесом, сказал заботливо тушканчик, — Распевали на плоту, и было весело. А теперь у нас лазарет. Будем выхаживать тебя.

— Выздоровеет и запоет. Будет у нас опять по-прежнему, — сказал скворушка Сережа, — видите, какой он везунчик.

— С вами не соскучишься, — согласился капитан.

Когда боль немного утихла, дрозд спросил варакушку:

— А ты умеешь петь как зорянка?

— Конечно, умею, — Спою потом, когда поправишься малость, хорошо? Я еще прилечу к вам, мне это легко делать. Плот плывет медленно, а я летаю быстро.

— Хорошо! — согласился дрозд, — держи свое слово: прилетай. Я так быстрее вылечусь.

Он закрыл глаза.

Ему не хотелось, чтобы видели, как ему больно. Дрозду нравилось быть веселым. Не терпелось быстрее выздороветь и запеть.

Пусть все знают, какой у него голос!

— Боря, почитай про белых журавлей, — просит тушканчик.

Скворушка Сережа рассказал ему об этих замечательных птицах. И теперь ему хочется больше о них знать.

Капитан Боря слышит просьбу, но молчит. Ему не до этого. Он сидит с большой лупой около мачты и что-то внимательно рассматривает. Иногда делает записи в своем пухлом дневнике.

— Что ты там обнаружил? — тушканчик проковылял к мачте и замер от удивления.

Большой зеленый кузнечик уцепился за край сосновой коры и смешно повис в воздухе. У него шла линька. Старая кожица на его спинке разошлась и лопнула. Ее владелец не без труда, настойчиво начал выбираться из ставшей ненужной ему одежды.

Подлетевшая варакушка села на плечо тушканчику и замерла, наблюдая за происходящим.

Бобр поднес лапу с карандашом к губам, давая знать, чтобы все молчали. Он продолжал внимательно следить за кузнечиком.

Когда кузнечик выбрался весь, на краешке золотящейся коры осталась висеть прозрачная, похожая на использованный чехол, кожица. Она сохранилась целиком: от кончиков ножек до шевелящихся от тихого ветра, усов.

— У нас почти каждый день на плоту объявляются гости, да еще какие! — радовался тушканчик Тиша. — И такое происходит!

— Не трогайте кузнечика. Ему надо отдохнуть после таких трудов. Он — наш гость. Причалим к берегу, пускай бежит в лес, — распорядился капитан Боря.

— Как я ему завидую! — не удержалась варакушка. — Мне бы так уметь.

— Чему же тут завидовать? — удивился тушканчик, осторожно шагая по мокрому бревнышку.

Варакушка перелетела с его плеча к оставленной кузнечиком одежке, села на мачту.

— Как чему? — защебетала она. — Представляешь: Сережа и ты отвернулись, потом раз: глядите, а меня нет! Я — в новой одежде. И на мачте сиджу, как бы не я, а — синица. В ее одежде тренькаю себе по-синичьи!

— Синица толще тебя. Ты — худющая, — сказал тушканчик и засмеялся.

Варвкушка не обиделась.

— Ну и что? На брюшке подложу пуха, с боков подобью — глядишь, все нормально будет. Толстушкой стану, — сказав так, спохватилась: — Нет, лучше всего нарядиться не синицей, а удодом. У него смешной хохолок и длинный-длинный клюв. Он выглядит важным артистом. Он мне с детства нравится. Очень забавный петушок. Какие у него перышки с полосками красивые. То светлые, то темные, как у моряка тельняшка.

— Сама ты артистка, неугомонная, — не выдержал бобр Боря. — Вчера прилетела со своими, такими жекак ты. Всю мачту облепили и устроили концерт на разные голоса до утра.

— Красиво же было! — тоненьким голоском отозвалась варакушка, правда? Никто не отрицает!

— Красиво-то, красиво, но я заслушался, и плот чуть не налетел на мель… На вахте нельзя шутить! Не положено.

— Боря, почитай про белых журавлей, — повторил свою просьбу тушканчик Тиша.

— Конечно, почитаю. Только завтра. Сегодня много дел. Скажу то, что помню, без книги. Белый журавль — самый редкий из всех журавлей. Оперение у него голубовато-белое, как снег. Его полупрозрачные перья напоминают морозные узоры на оконном стекле.

Шея у него и плечевые крылья, которые свисают ниже белого хвоста — черные. Головка украшена ярко-красной шапочкой. Темные ноги длинные и стройные. Эти журавли очень осторожные. Они близко никого к себе не подпускают.