Дети Капища - Ян Валетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.
– Он действительно тебя хотел увидеть. Но…
– Живее, – сказал Сергеев как можно более равнодушно. – Я слышу шаги в холле.
И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.
Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали – они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.
– У него к тебе деловое предложение, – невнятно заскулил он, дрожа подбородком. – Умка, он же наш старый товарищ!
– Хасан?
– Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.
– Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?
– Это недоразумение! – выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.
– Я пошел, – сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.
– Сергеев! – заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. – Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь – я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.
– Кто был посредник при сорвавшейся сделке?
– Умка!
– Кто?
– Наши были, – сказал Блинов севшим голосом, – Базилевич. Кузьменко. Бывшие наши. Доволен? Дурак ты, Умка! Честное слово – дурак.
– Руки подними, – попросил Сергеев, отшвыривая пистолет на другой конец палаты, и сам поднял руки вверх.
– Ты что делаешь? – успел изумиться Блинчик, но в комнату уже лезли спецназовцы и среди них Васильевич, на этот раз с лицом насмерть перепуганного Дональда Дака, в криво застегнутом костюме и совершенно неимпозантный.
В глазах Блинова, которого бравые ребятушки в несколько рук тащили из ванны, мелькнуло понимание и, тут Сергеев, конечно, мог ошибиться, даже восхищение. Михаил был готов поклясться: Владимир Анатольевич понял трюк и оценил его. Блинчик, не отрываясь, смотрел на Сергеева, пока его самого, мокрого и растерзанного, укладывали на носилки неведомо откуда материализовавшиеся санитары, и даже умудрился помахать здоровой рукой на прощание.
– Состоялся вынос тела, – сказал вполголоса подошедший Васильевич. – После непродолжительной гражданской панихиды…
– Мрачно шутишь, – заметил Михаил, провожая взглядом носилки. – Не любишь, что ли, Блинова?
– А чего его любить – не девушка ведь? – Васильевич пожал плечами. – Курить будешь?
Михаил кивнул.
– Как я понял, – сказал шеф безопасности, щелкая зажигалкой, – опять ты его спас?
Сергеев не ответил. Сигареты были крепкими. Он выпустил в воздух струйку сизого плотного дыма.
– Значит, ты, – констатировал Васильевич, тоже закуривая. – Второй раз за пять дней. Меня уволить надо. Тебя взять.
– Ты-то тут при чем? Какой с тебя спрос?
– Ты – понимаешь. Они – не понимают. Мне было поручено. Я обосрался.
– Ну, положим, тут бы любой обосрался, – возразил Сергеев. – Много они наколотили по дороге?
– До хера. Мои все готовы. Только один пока жив, но будет ли жить дальше – одному Богу известно. Сколько их было?
– Я не видел. Но, судя по всему, двое.
– Значит, одного только упустили. Зер гут. Видел я покойничка внизу. Долговязый такой, в омоновке.
– А второй? – спросил Сергеев.
– Ушел. И ловко так ушел, сучий потрох, что охнуть не успели. Просто ниндзя!
Он окинул взглядом помещение и наморщил кончик своего утиного носа.
– И ты тоже ловок. В ванне отсиделись?
Михаил кивнул.
– Но если бы не твои ребята, которые на шум прибежали, могли вас и не дождаться.
– Ты себя особо не вини, – сказал Васильевич сухо, – работа у них такая – за других умирать. Но за сочувствие – спасибо.
К Сергееву подскочил врач и санитары с носилками.
– Не смейте курить, – этот моложавый доктор в белоснежном халате и насквозь промокших туфлях был действительно возмущен. – Это же больница!
– Придется бросить, – сказал Сергеев и кинул окурок в плещущуюся под ногами воду. Сигарета зашипела и погасла.
– Ложитесь! – приказал врач неприязненным голосом.
Сергеев подчинился.
– Тебя как звать? – спросил он от дверей. – А то все Васильевич, да Васильевич, как сторожа на ферме. Имя-то у тебя есть?
– Валера, – сказал Дональд Дак, тоже кидая окурок под ноги. – Валерий Васильевич, ежели совсем официально. Но ты можешь и без условностей. Я уж потерплю.
– Зер гут, – сказал Сергеев, усмехнувшись, и Васильевич невольно улыбнулся ему в ответ. – Я и сам не люблю условностей.
Заставу они просто обошли. Ярко горящие костры были видны еще за пятьсот метров, – темно, холодно, сыро и страшно – вот народ и грелся. Натолкнуться на пикеты с такой организацией системы патрулирования мог только слепоглухонемой диверсант. Сергеев подумал, что с удовольствием бы вышел к часовым, побеседовал бы и заночевал в одном из жилых, правда, условно жилых, домов в нагорной части города. И заглянул бы к Красавицкому. Надо было подумать и прикинуть по времени – смогут ли они успеть на встречу с Али-Бабой.
Тут, в бывшем Днепропетровске, колония была невелика. В последний раз, когда Сергеев попал сюда, в ней едва насчитывалось триста человек. Численность населения была величиной непостоянной. Сергеев помнил случаи, когда за одну зиму или за один набег какой-нибудь банды такие поселения запросто исчезали с лица земли.
Здешняя колония была известна на всю Зону совместного влияния и называлась «Госпиталь».
Собственно говоря, она и образовалась вокруг Госпиталя – единственного места оказания квалифицированной медицинской помощи на триста километров в округе. Он был организован в дни потопа выжившими в количестве трех штук врачами, одной профессиональной медсестрой и разбившимся здесь же самолетом медицинской авиации, из которого вытащили и передвижную операционную, и лекарства, и многое-многое другое, без чего спасать людей в условиях катастрофы было бы невозможно.
Сюда и сам Сергеев, и те, кто старался хоть как-то помочь людям в Ничьей Земле, по сию пору свозили лекарства: кто новые, доставленные контрабандой, кто найденные на складах, с давно вышедшим сроком годности, но остававшиеся условно эффективными. Особенно когда выбирать было не из чего.