Щит побережья. Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая

Утром гости Хёгни хёльда тронулись обратно. Постояльцам Малого Пригорка почти до самого конца нужно было ехать вместе с людьми из усадьбы конунга, и Брендольв старался не терять Вильмунда из виду. Может быть, конунг захочет сказать ему несколько слов о вчерашнем бое: как-никак благодаря Брендольву конунгов жеребец вышел победителем. Но Вильмунд конунг едва ли думал об этом: после вчерашнего пира его лицо выглядело помятым, несвежим, с неестественной краснотой на щеках и на лбу, веки его опухли, глаза спрятались в щелочки, рот часто кривился, точно Вильмунд жует что-то очень горькое. Брендольву не верилось, что конунг моложе его года на три.

Зато Ингвильда дочь Фрейвида выглядела так, будто ничего не произошло. Она держалась поодаль от жениха, иногда совсем терялась со своим воспитателем в толпе хирдманов и разговаривала только с ним одним. Брендольв иногда бросал на нее короткий взгляд и тут же отводил глаза, точно обжигался. Но через некоторое время он снова искал ее, не в силах удержаться. Ему мучительно хотелось подъехать к ней, сказать, как он восхищен ее вчерашней речью, как согласен с ней. Но он не смел. Это он-то, раньше и не знавший, что такое смущение! Она ведь так и не донесла до него тот рог. Значит, не сочла достойным. Ей дела нет, что его отец – самый знатный из всех людей на восточном побережье. Видно, себя саму она считает знатнее. На кого-нибудь другого Брендольв обиделся бы, а на нее не мог. При взгляде на Ингвильду он чувствовал только благоговение, которого никогда не испытывал раньше и даже не знал, что к женщине можно испытывать подобное чувство. Ее конь, ее синий плащ, ее маленький башмачок с цветными ремешками казались облитыми особым светом, как святыни. Единственный луч бледного зимнего солнца, пробившийся сквозь серые косматые облака, светил на нее одну. И воспитатель со змеиными глазами, который время от времени перебрасывался с ней словом, казался Брендольву служителем божества, а не просто доверенным хирдманом, которому поручено охранять дочь хёвдинга.

От Каменного Мыса до усадьбы конунга путь неблизкий, и в полдень остановились передохнуть. Гудфинн Мешок Овса тут же разложил костерок, Асмунд хлопотал вместе с хозяином, насаживал на палочки куски жареного мяса, чтобы они погрелись возле огня. Брендольв прошелся по берегу. Дорога пролегала над самым озером, чуть поодаль темнел чахлый березняк, а все пространство между березняком и обрывом было заполнено шевелящимися людьми, конями, клубами дыма. Для кюны Даллы зачем-то раскинули цветной шатер, как будто она собиралась здесь ночевать.

– Привет тебе, Брендольв сын Гудмода! – раздался у него за плечом негромкий голос.

Брендольв вздрогнул, но не сразу обернулся. Как вчера, этот мягкий, теплый голос повеял на него сладостью прозрачного ручья в жаркий день, но после вчерашнего ему еще труднее верилось в такое чудо. Мигом все его существо пронизала сладкая дрожь, сердце забилось так часто, что Брендольв боялся открыть рот, подать голос, чтобы не выдать этой дрожи.

– Ты не хочешь со мной говорить? – сказала Ингвильда, и Брендольв обернулся почти с ужасом – она может обидеться!

Йомфру Ингвильда стояла в шаге от него, а за ее спиной возвышался ее воспитатель. Брендольв мельком отметил его странный меч – с железным кольцом на конце рукояти, точно у огромного ключа.

– Нет, я… – торопливо, хрипло ответил он и запнулся. Непрошеная краска бросилась ему в лицо, он ущипнул бородку, злясь на себя и не в силах побороть растерянность.

– А я думала, ты обиделся, что я вчера не донесла до тебя рог! – продолжила Ингвильда и чуть-чуть улыбнулась. Лицо ее стало мягче, сквозь строгость мерещилась нежность, и у Брендольва кружилась голова. Даже стоя рядом, она была далека, как богиня, но она так прекрасна! – Я не хотела обидеть тебя. Я поступила несправедливо, потому что ты заслужил награду. Ты ничем не запятнал себя. Я виновата перед тобой, но слова конунга слишком разозлили меня, и я не могла уже думать ни о чем другом. Хочешь, я подарю тебе что-нибудь в знак моего уважения?

Она стянула с пальца золотое колечко и на ладони подала Брендольву. Он поспешно взял его, как величайшую драгоценность; он бы и простой камешек из озера схватил с той же готовностью, лишь бы камешек освятило прикосновение ее руки. Иметь всегда с собой ее вещь, ее подарок! Брендольв был так счастлив, что не сразу сообразил поблагодарить.

– Я не обиделся, – выговорил он наконец. – Я с радостью приму твой подарок, йомфру Ингвильда, но я не усмотрел обиды… Я был рад услышать то, что ты сказала. Я тоже думаю так. Нам давно пора действовать, а не тратить время в забавах. Я хотел бы так же отличиться в битве, как отличился вчера…

– Так что же вы не скажете об этом конунгу? – Ингвильда перестала улыбаться и взглянула на него строго. – Скажите ему! Скажите, что вы – мужчины, и не позволите превращать себя в болтливых женщин! Что конунг только тогда чего-то стоит, когда ведет воинов в битву. А иначе кому и зачем он нужен? Негодная уздечка лошадке ни к чему!

– Но что он может сделать один? – возразил Брендольв. После вчерашнего, когда Вильмунд конунг при всех унизился до перепалки, да еще и ревнивой перепалки с женщиной, Брендольв больше не верил в его способность что-то сделать и знал причины этого. – Ведь у него почти нет войска. Здесь, возле озера Фрейра, едва наберется полтысячи человек. А у фьяллей и раудов вместе, говорят, не меньше десяти тысяч! Чтобы их одолеть, нужно собрать всех квиттов, способных носить оружие. А мы уже лишились Севера. Остались три четверти страны. Где же твой отец? Почему ты не поторопишь его с войском?

– Как я могу его поторопить, если я даже не знаю, где он? – негромко ответила Ингвильда и отвела глаза. Ее лицо погасло. – Ты напрасно думаешь, что мой отец считается со мной. Если бы он спрашивал о моих желаниях, я не была бы сейчас здесь.

Она замолчала, а Брендольв вспомнил еще кое-что, сказанное на вчерашнем пиру. «…готовит вашу свадьбу с рябым фьяллем!» – «Я была бы рада, если бы это было так! Хродмар сын Кари из тех людей…» Что-то вроде этого. Значит, есть какой-то Хродмар сын Кари, которого она предпочитает всем и даже своему жениху-конунгу. И Брендольва она похвалила только за те качества, которые у него общие с ее избранником. «Хродмар сын Кари – не из тех, кто станет пьянствовать, забыв о деле… Тот мужчина, кто не боится действовать…» Как холодная вода, плеснувшая в огонь, эти мысли загасили радость Брендольва. Светлая богиня любит другого. Брендольв и раньше не думал, что она полюбит его, но убедиться в невозможности этого было невыразимо горько. И даже образ Хельги, призванный на помощь, не помог. Бледный и мелкий, он потерялся, как теряется спинка светлячка рядом с ослепительной звездой.

– Но Вильмунд конунг напрасно обвиняет моего отца в предательстве! – сказала Ингвильда. За эти мгновения она успела далеко унестись в своих мыслях и вернулась на берег озера Фрейра неохотно. – Я вовсе не жду, что он будет договариваться с фьяллями. Они нанесли обиду и нашему роду. Так что раньше или позже мой отец приведет войско, и вы еще пойдете в битву. Я желаю тебе, чтобы твой меч… Откуда у тебя этот меч? – Взгляд Ингвильды вдруг уперся в меч на поясе Брендольва, и удивление на ее лице показало, что он ей знаком.