Рыцарский долг - Александр Трубников

Аббас был предупрежден о приезде большого отряда. Едва последний всадник очутился внутри, безмолвные слуги затворили мощные ворота с хорошо смазанными петлями и задвинули тяжелый, окованный медью засов.

Сен-Жермен отправился лично проследить за тем, как рыцари, сержанты и оруженосцы переодеваются в приготовленное платье, превращаясь в простых наемников и слуг, а мастер Григ, Жак и Робер занялись пленником.

Киликиец вытянул из ножен острый, словно бритва, кинжал и уверенным движением разрезал у студиозуса брэ[6] от завязок и до самого пояса.

– К счастью, перелом закрытый, – покачал головой киликиец, – достаточно будет наложить шину, и через пару-тройку недель все срастется. Подержите-ка его, чтобы не дергался, – обратился он к стоящему рядом Роберу.

Рыцарь взял студента за плечи, мастер Григ схватился за ногу и начал вправлять сломанную кость. Каранзано вскрикнул от боли, раскрыл глаза и обвел присутствующих мутным взглядом.

– Стало быть, гностики все наврали, и ад все-таки существует, – пробормотал он, поднимая голову. – Кто вы такие, друзья мои? Христианские черти или мусульманские джинны?

– Не расстраивайся, Николо, – ответил де Мерлан. – Я не знаю, кто такие гностики, но они определенно не врут, потому что мы не черти или джинны, а добрые христиане и, мало того, твои старые друзья.

– Вот те на, – широко раскрыл глаза окончательно пришедший в себя флорентинец. – Скакал, поскользнулся, очнулся – на ноге деревяшка привязана, а вокруг злейшие друзья его величества императора. Значит, насколько я разбираюсь в политике Иерусалимского королевства, теперь меня ожидает допрос с пристрастием с последующим отпущением грехов при помощи мизерикордии?[7]

– Стали бы мы тебя за собой волочить и ногу твою обихаживать! – обиделся де Мерлан. – Поживешь пока, не дрейфь. Зачем скакал посреди ночи в Рикорданский замок, можешь не рассказывать, и так понятно. Ответь лишь, кто тебя послал, – бальи, граф Томмазо?

Николо обреченно кивнул.

– Вот и ладно, – Робер, подмигнув незаметно Жаку, продолжил ненавязчивый допрос: – И что, по-твоему, теперь должен делать император, пошлет ли он за нами погоню?

– Он не будет рассеивать свое войско и так невеликое, – покачал головой студиозус. – Если с утра вслед за вами и выйдет отряд, он не будет удаляться от Акры.

– Стало быть, дальше пограничной ар-Рамы нас преследовать не станут, – подытожил Робер. – Так что, как говорил покойный дядюшка, граф Гуго де Ретель, запирая пленных рыцарей в подземелье своего замка: «Чувствуй себя как дома». Мы пошли готовиться к путешествию, а ты пока побудешь в компании моего слуги.

В комнату вошел Рембо. Бывший жонглер, ныне оруженосец де Мерлана, знавал Николо еще в Марселлосе. При виде своего бывшего покровителя он превратился в столб. Каранзано при виде старого знакомца, в свою очередь, изменился в лице.

– Здесь не хватает, пожалуй, только доблестного капитана Турстана, чтобы почувствовать, будто мы снова плывем на «Акиле» из Марселлоса в Мессину…

Жак и Робер, оставив бывшего жонглера и бывшего студента вспоминать о своих дорожных приключениях, вышли в общий зал.

– Я одного из надежных слуг поставил за соседней стеной, – пробормотал Робер, – пусть послушает, о чем они там говорят, – нет ли все же измены? Если они не в сговоре, то берем студента с собой. Если же что не так – то отдадим Аббасу.

До утра осталось не так уж много времени, и друзья, переодевшись в светские наряды, начали обустраиваться на ночлег.

– Как говорил мой покойный дядюшка, граф Гуго де Ретель, объявляя на марше привал: «Отдых – это оружие. Людей, которые умеют отдыхать, еще меньше, чем тех, кто умеет работать».

С этими словами достославный рыцарь взбил устроенную из охапки сена постель и двинулся в противоположный угол комнаты, где лежали вязанки хвороста. Взяв одну из вязанок в руки, он вдруг остановился напротив двери.

– Что там? – спросил Жак.

– Тише, – рыцарь встопорщил усы и прижал палец к губам. – Слышу шум на дороге. Похоже, у ворот не меньше десятка всадников. Воистину у Аббаса сегодня удачный день, а точнее ночь – от гостей просто нет отбоя…

В подтверждение этих слов снаружи раздался громовой голос:

– Хозяин, именем императора, отворяй калитку! Мы выполняем особое поручение и хотим тебя кое о чем расспросить!

– Расспросить Аббаса? – хмыкнул Робер. – Он бы еще захотел допросить надгробную статую крестоносца в родовом склепе замка Ретель. Ей-богу, узнал бы гораздо больше…

– Тихо! – на сей раз оборвал приятеля Жак. – Похоже, Аббас все же впустил их вовнутрь.

Судя по голосам, в зал вошли трое.

– Мы гонимся за рыцарским отрядом, выехавшим на закате из Акры, – послышался чистый высокий голос. – Они направились вдоль побережья на север, в сторону Тира, но затем неожиданно свернули на восток. Мы отследили их путь до дороги, ведущей в Капернаум, однако после твоего постоялого двора никто не видел и не слышал никаких всадников.

– Ничего не знаю, господа, – хриплым разбойничьим голосом отвечал Аббас. – У меня останавливаются разные путники. Вот и сейчас ночует киликийский торговый караван. А никаких рыцарей, ускакавших в сторону Галилеи, я видеть не видел, в чем могу поклясться хоть Девой Марией, хоть боевым верблюдом пророка…

«Хитер наш хозяин, – подумал Жак, – он ведь и в самом деле не видел, как мы ускакали в Галилею».

– Ладно, шут с тобой, – громыхнул второй. – Сейчас поедем дальше искать. Только время зря потеряли. А пока принеси-ка нам кувшин вина, горло промочить, да вели подать воды нашим воинам.

Скрипнула дальняя дверь – Аббас отправился исполнять поручение нежданных гостей. Дождавшись ухода хозяина, двое незнакомцев продолжили разговор.

– Ох и не нравится мне все это, – сотрясая воздух, громыхнул первый. – Ну отправил Фридрих тевтонский отряд за кем-то в погоню, он император, его право. Но зачем меня-то было посреди ночи поднимать? Ведь мой господин, бальи граф Томмазо, отлично знает, что я, после той стычки, с любым братом-тевтонцем на одном поле и сусликов ловить не стану…

– Не переживайте, монсир, – ровным вежливым голосом, в котором, однако, сквозил холод ирландских морей, отвечал второй. – Поверьте, что и я, как собрат госпиталя Святой Марии Тевтонской, испытываю по отношению к вам не менее теплые чувства. То, как вы насмерть зарубили пятерых наших братьев в ответ на их вполне законное замечание о недопустимости распевания громких песен в трапезной комтурии во время заутрени… Но, хорошо зная вашего господина, графа Томмазо д'Арчерра, возьму на себя смелость предположить, что он просто решил приставить к нам свое доверенное лицо, дабы быть уверенным, что ваше отношение к ордену обеспечит самый беспристрастный надзор.