Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетя осталась позади в пыли королевских стоп, а меня все волокут и подволакивают сильные цепкие пальцы в красных резцах. Это Викуша меня тащит до «малышового» отряда, — запоздало поняла я, обреченно, прямо скажем. Ну вот, всегда так, наши будут общаться, знакомиться с новенькими, а я опять все пропущу, и ни парней тебе, ни свиданок на все лето, потому что все уже повлюблялись и свои сердечные интересы повыстраивали еще по дороге! И знаю я, о чем говорю, в том году со мной так все и было. Потом просидела весь сезон с тушью художественной в руках, все плакаты рисовала да другой фоновой деятельностью занималась, а за руку меня никто так и «не держал», «не тискал» и «не обнимал», и Ванька Ветров не считается! Ну что это такое! Но возражать «королеве» у меня не хватит ни сил, ни наглости, да и недальновидно это, а то она вообще испоганит мне весь сезон, ей ничего не стоит.
— Зарецкая, едешь с этими «малышовыми» до самого лагеря, вожатые, практикантки из «педагогического», уже схлопнулись, а лишних людей у меня нет, сама понимаешь, так что вот… Давай, грузи это ревущее «стадо», а то мы отъехать из-за них никак не можем, кошмар какой-то, — Викуша сбросила меня у «двенадцатого» отряда и ушла.
И, действительно, другие отряды уже погрузились в автобусы и светились ожиданием сквозь лупоглазые окна, но так легко никогда не случается с «малышовым двенадцатым» отрядом. Дети настолько малы, что родители как бы все еще не решились, а стоит ли их отправлять навстречу таким опасностям и в такую даль, куда не сорвешься и не прибежишь спасать свое чадо. Этот комплекс к моменту отправления становится стадным, разлепить рыдающие кучки девчонки-вожатые уже никак не могут, очаги вспыхивают то тут, то там, а будущие советские преподы вообще потеряли контроль над ситуацией, на их лицах выразилось полное отсутствие признаков борьбы. И что тут делать мне? Секунду собираюсь с духом… После гибели мамы у меня сформировался хронический спазм в теле при любой публичности, я дико зажатая, внешне вообще никак не выражаюсь и не самоопределяюсь, поэтому меня и в команду «Фестиваля» столько лет не берут. Так что мне нужно себя как-то основательно убедить открыть рот и привлечь внимание темного хаосного сгустка, а караван все стоит, и помощи в прогнозах никакой не предвидится. Ну почему я! Руки вспотели… то, что я такая ответственная и мной можно затыкать организационные дыры, еще не значит, что я без мегафона смогу орать тут на всю площадь! Но я заорала:
— Товарищи родители! Внимание! Прошу вас взять багаж вашего ребенка и передать его к задней двери автобуса! «Караван» отправляется! «Октябрята-орлята»! Постройтесь все у передней двери! «Мокрых лягушат» в нашем отряде больше нет! Девушки вожатые, примите группу по списку и усадите детей в автобус!
И ни один малыш не захотел остаться «мокрым лягушонком»! Все вдруг ладно зашевелилось, и темное кучковатое пятно стало само себя выстраивать во что-то действующее, а я не сбавляла темпа, не дала проявившейся логике расхолаживаться:
— Дорогие родители! Приглашаем вас в «Тайгу» на «День Открытых дверей»! Ровно через две недели с этой площади стартует такой же «караван автобусов» специально для вас! До этого момента, если вы захотите проведать детей, лучший маршрут — добраться на «Ракете» до «нижнего комплекса» лагерей на Енисее, там вы сможете найти хозяйственный транспорт до нашего лагеря. И никому еще не отказывали! Добираться личным транспортом категорически опасно для вас и транспорта, — в толпе родителей послышался живой смешок, они внимательно меня слушали.
— На станции, что в поселке «Усть-Мана» вы вряд ли найдете попутку, это тупик, и только наш лагерный вездеход-хлебовозка туда добирается за свежими продуктами и хлебом, но приезжает он к станции исключительно глубокой ночью. Но можно и так, если хотите!
Родители почему-то стали хихикать, наверно это кажется им романтичным — кататься на вездеходе по ночам.
— Прошу вас посмотреть на «Дом пионеров» — весь его педсостав уже ждет ваших детей на месте! Количество кружков, секций и коллективных занятий в «Тайге» превышает возможности любого города! Каждый день в нашем лагере — это «массовое тематическое мероприятие», скучать детям будет просто некогда! И я знаю, что говорю — я в «Тайге» каждый год с шести лет, ваши дети еще не захотят возвращаться обратно…
На этой опт имистичной ноте я забралась в укомплектованный автобус, и водитель, спешно закрыв за мной двери, протрубил гудок отправления. Малыши еще немного помахали своим взрослым через окна, но, уже весело болтая и шумно придуриваясь с новыми друзьями, вожатые начали раздавать детям «сухой завтрак», а у меня есть время отдышаться…
Вообще-то сейчас я себе кишки вывернула, внутри все клокочет, как Мана под «Красной горкой», все встало в горле сухой пеной… Когда я узнала, что мамы не стало, мне было девять, узнала, что мама никогда не вернется из Кракова, там она сопровождала первый сезон «Фестиваля», тогда и случился этот удушливый спазм, он жгутом перекрутил мне горло. Одно время я вообще молчала, но постепенно начала выходить из себя наружу, шаг за шагом, но до «публичных» выступлений я так и не добралась… И вот этот последний «блок» сорван! И если бы не бутылка «Буратино», которую вовремя подкинула вожатая Настя, меня бы точно вырвало! Публично!
Из-за этой своей тупиковой проблемы я долго не могла сделать необходимое — попасть в команду нашего лагеря, мол, если я «не могу работать на сцене», то и места мне «в команде» нет! И вот весь год я ходила на «танцы» и выступала на всех городских праздниках, тренировалась быть «на виду», но никогда одна и всегда молча, все ради того, чтобы пройти этот «барьер». Собственно на этот сезон у меня абсолютно четкие планы: и не просто попасть «в команду», мне надо выиграть этот чертов «Фестиваль» и получить межлагерный «Кубок»! Каким-то чудом, но надо! Потому что моя мама так и осталась там, в Кракове! Тело ее после «нулевого» расследования так и не выдали нам, не перевезли, а захоронили в далекой стране. Что они скрывают? Почему все так? Почему???? Мне нужно к маме… Иначе как я к ней попаду? Не такие у нас порядки, чтобы советский человек шастал по заграницам туда-сюда, если только он не «дипломат», а путевки «заграничные» ни за какие деньги не достать, тем более у нас с бабушкой никаких денег нету. Мне нужен этот «Кубок»! И я его достану! И буду орать хоть на каких «площадях», если надо! И вообще, моя мать все это придумала, этот «Фестиваль», так что мне его и выигрывать! Это мой последний шанс попасть к ней…
Караван постепенно выбирался из города, и сизая дымка металлизированного городского воздуха становилась все тоньше и тоньше. Какое то время мы еще проехали по нормальной асфальтированной дороге, но все это быстро кончилось, и начались предвестники тайги, еще перемежаемые поселениями и проселками, колхозами и их исписанными техникой полями. Но вскоре дорога резко вторгается в лес и дальше, в полную непроходимость, эта дорога-бетонка, поросшая рядом всяким таежным нутром, осталась еще со времен «ссыльных» лагерей, от тех, кто строил в начале пятидесятых «урановый прииск», на месте которого и проросла «Десятка». Другого пути к нашему лагерю нет.
Вот тут и происходит во мне это характерное смещение сознания, словно передергивается железнодорожная стрелка, и видимое незримо меняется вместе с попадающим в легкие запредельным, насыщенно-густым, тягучим воздухом. Все окружающее я теперь вижу через тончайшую зеленую призму… Или, наоборот, зеленое облако как эфир алхимиков укутывает своим присутствием здесь все, и не «призма» это на моих глазах, а «действительность» вдруг обнаруженная, только и стоило снять очки привычного восприятия. «Присутствие иного» ощущается телесно, оно уравнивает все между «внешним» и «внутренним», и качество это настолько сильно проживается в первые мгновения, что, пробитая этим чувством, я замираю на границе противопоставленных пространств, так неизбежно стремящихся друг к другу. И здесь, в тайге это слияние случается и случается постоянно, вне временно, вечно, вся эта сила течет сейчас через меня…