Ребенок Розмари - Айра Левин

– Неужели это так страшно? – спросил Хатч, улыбаясь.

– Да, – кивнула Розмари, а Ги пояснил:

– Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.

Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.

– Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в камине; я вам подарю дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на замке. Я настоящий идиот, простите меня.

Розмари улыбнулась.

– На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.

– Тогда пользуйтесь всем этим сразу, – посоветовал Хатч. – И не стоит шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.

– Не Омаха, – с улыбкой поправила Розмари.

Официант подал горячее.

На следующий день, в понедельник, Розмари и Ги подписали договор об аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они дали миссис Кортез чек на пятьсот восемьдесят три доллара – месячную ренту и залог за месяц вперед. Им сказали, что переехать можно будет, даже не дожидаясь первого сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут делать в среду, восемнадцатого.

В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры. Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был высокий мужчина, веселый и открытый, лет шестидесяти. Он показал вещи, которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого. Розмари и Ги посовещались и купили два кондиционера, трюмо из красного дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные подставки для дров, каминный экран и кое-какие инструменты. К сожалению, письменный стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки к вещам, которые должны были остаться в квартире, Розмари принялась обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила утром.

Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале «Другой мир», и теперь его герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю Гц был занят на съемках. Розмари перебрала папку с фотографиями различных комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие для новой квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила по соседству с Хатчем, впервые очутившись в Нью-Йорке, отправилась по магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их пускали во все дама, предназначенные для продажи, а также на выставки мебели. Розмари делала стенографические заметки и зарисовывала для Ги обстановку комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев, побежала домой и как раз успела к началу очередной серии «Другого мира», дождалась выхода Ги, а затем пошла за продуктами к обеду. В этот день она опять пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию, не успела посетить зубного врача.

В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.

– Ш-ш-ш! – громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. – Я слышу, как жуют сестры Тренч!

Розмари больно стукнула его по голове.

Они купили диван и огромную кровать, кухонный стол и два стула с изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.

Маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они штукатурили, грунтовали, красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив на стенах ровные слои красок, точь-в-точь совпадающих с образцами Роз-мари. Позже пришел один-единственный обойщик, долго чем-то гремел и оклеил спальню.

Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и до матери Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый старинный сервант, обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и столовое серебро. Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии телерекламы, которые все еще показывали каждый день, что уже принесло ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало давать доходы.

Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и Ги расстелили ковер в спальне и белую виниловую дорожку в коридоре. Провели телефон с тремя дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру и оставили на почте свой новый адрес.

И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большой цветок в горшке, а агент Ги – такой же, но поменьше. От Хатча пришла телеграмма:

«Брэмфорд превратился из дурного дома в хороший, потому что одна из табличек на его дверях гласит:

Р, и Г. Вудхаус».

Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной люстру в викторианском стиле, красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и сковородки. Как-то она обнаружила, что доски в стенном шкафу коридора – это полки, которые легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски полосатой бумагой и, когда Ги вернулся домой, продемонстрировала ему аккуратный шкаф для белья. Рядом с домом, на Шестой авеню, находился супермаркет и китайская прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.

У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и подобает мужчине. После Дня труда[1]вернулся в город его наставник по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для реклам и телеспектаклей. За завтраком он особенно нервничал, читая театральные объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в «Небоскребе», этот – в «Черт побери, кошка!». А еще снимали «Невозможные годы» и «Жаркий сентябрь», и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но Розмари верила, что очень скоро и ему предложат что-нибудь стоящее, и спокойно ставила перед ним кофе и так же спокойно просматривала страницы газеты.

Будущая детская пока что представляла собой рабочий кабинет с пустыми стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые обои решено было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо вместе с рекламой комодов и детских кроваток.

Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться своим счастьем. Никто больше в семье не оценил бы этого. Они все казались врагами – родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом. И тем более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было два развода, а теперешний муж – еврей, с которым она живет в Канаде.