Священное воинство - Джеймс Рестон

В 1175 г., в возрасте 38 лет, Саладин объединил под своей властью Каир и Дамаск, положив конец вековым раздорам. С халифатом Фатимидов было покончено, и суннизм распространился теперь по всему Египту. Весной того же года Саладин был провозглашен государем Сирии, а багдадский халиф, номинальный вождь Ближнего Востока, признал его императором Сирии и Египта. «Когда Аллах даровал мне Египет, я уверовал, что Он предназначил для меня и Палестину», — объявил Саладин.

Мечта об объединении против крестоносцев наконец сбылась. Но что было мечтой для арабов, то было кошмаром для самих завоевателей. Иерусалимское королевство в течение 90 лет умело дестабилизировало обстановку в арабских странах, заключая союзы с одними и воюя с другими. Теперь же выживание этого королевства зависело только от его военного искусства и внутренней дисциплины.

Прежде чем начать войну с европейцами, новый султан должен был довершить объединение, покончив с последним самостоятельным уделом. В 1183 г., во время мусульманского месяца сафар (июнь у христиан), после кончины малолетнего эмира, Саладин взял Алеппо. Эта новая победа имела не только чисто военное, но и символическое значение. Алеппо именовали также «Серой крепостью», и в народе появилась то ли поговорка, то ли предсказание: «Если в месяце сафар взяли Серую крепость, жди взятия Иерусалима в месяце раджаб».

В 1186 г. султан захватил Мосул в Верхнем Двуречье. Он был готов нанести удар. Месяц раджаб был еще впереди.

Католическое Иерусалимское королевство появилось за 89 лет до этих событий в результате Первого Крестового похода. В 1098 г. Готфрид Бульонский штурмом взял Священный город и вырезал тысячи его защитников-мусульман. Кровь струилась по каменным улицам Иерусалима, по которым парадом прошли победоносные крестоносцы, прежде чем пасть на колени в храме Гроба Господня и вознести благодарственную молитву.

Лет через тридцать небольшое королевство достигло зенита своего могущества. Христианские рыцари расширяли его границы с удивительной легкостью, словно мусульманский мир превратился в податливый воск. Сотни аравийских племен и народностей жили тогда в небольших эмиратах и княжествах и, считая себя союзниками багдадского или каирского халифов, вступали между собой в междоусобные войны, тем более что они нередко принадлежали к разным ветвям ислама — суннизму и шиизму.

К 1131 г. королевство крестоносцев уже объединяло под своей властью большую часть Палестины и побережья Сирии. Европейские завоеватели, которых на Востоке тогда обычно именовали франками, сосредоточились в крупных городах побережья — Латакии, Тортосе, Триполи, Бейруте, Тире, Акре, Хайфе, Кесарии, Яффе, Аскалоне, а также во внутренних городах — Эдессе, Антиохии, Тивериаде и, конечно, в самом Иерусалиме. В сельских районах в основном обитало коренное население, пятикратно превосходившее числом захватчиков. Это были миролюбивые земледельцы, которые не возражали против того, чтобы отдавать половину урожая своим чужеземным властителям, за что им было разрешено самим управлять своими внутренними делами.

Население королевства тогда составляло всего около 250 000 человек, причем десятая часть их проживала в двух главных городах. Иерусалиме и Акре (хотя после резни в Иерусалиме населенными оставались всего несколько улиц, и, по мере демобилизации войск крестоносцев, новые властители вынуждены были привлекать туда жителей из других районов). Северная часть страны была поделена между формально независимыми уделами — княжеством Антиохийским и графствами Эдессой и Триполи. Их владетели были вассалами короля Иерусалимского и, за малым исключением, не очень-то значительными людьми в Европе — младшими сыновьями, которые не имели реального будущего на континенте, а потому явились на Восток в поисках богатства, власти и приключений.

Чтобы обезопасить себя от мусульман, чьи людские ресурсы казались неистощимыми, крестоносцы построили целую систему мощных укреплений. Они были возведены вдоль побережья таким образом, чтобы каждая крепость находилась в поле зрения следующей и из нее можно было подать сигнал, зажигая огни. Например, могучие крепости Керак и Трансиордан могли ночью передать с помощью сигнальных огней весть в Иерусалим за 70 миль. Эти укрепления были сооружены на высотах, господствовавших над местностью, на равном расстоянии друг от друга.

Костяк армии крестоносцев составляли рыцари-монахи — храмовники и госпитальеры. Эти фанатики в прошлом были знатными людьми, оставившими на родине свои замки, драгоценности и своих дам, чтобы принять торжественный обет воевать за Святую землю. Для того чтобы эти монахи могли взяться за оружие, потребовалась глубокая эволюция церковного понятия священной войны. В IV столетии святой Мартин так выразил первоначальную ортодоксальную идею: «Я — воин Христа. Я не должен сражаться». Проливать кровь в сражении считалось грехом для Божьего человека, и церковь строго запрещала священникам не только воевать, но даже носить оружие.

Через несколько десятилетий святой Августин оспорил слова святого Мартина. Он считал, что в определенных случаях война является нравственной и справедливой. Таковой считается оборонительная война, когда христиане с оружием в руках защищают свои земли от врагов Христа. Этой идее, казалось, вполне отвечало и представление о необходимости защищать Святую землю. Кроме того, писал Августин, война может стать священной, когда сам Бог велел солдатам воевать, и они служат Богу. Для христиан ведение войны должно было теперь означать борьбу за чистоту и распространение веры. В IX в. Карл Великий воплощал эти идеи в жизнь, решив покорить мусульманскую Испанию и воссоздать в Европе обширную Священную Римскую империю.

Новые воители искали руководства к действию в Библии и в литаниях. Во Втором Послании к Тимофею (2:3–4) они находили свидетельство: «Итак, переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа. Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику». Святой Михаил пришел на смену святому Мартину, поскольку в Книге Откровения он убивает сатанинского змея. Убивал змея и настоящий воин святой Георгий, покровитель Англии.

Литургия в честь святого Михаила стала мессой войны, и ее с особой торжественностью служили перед великими битвами Средних веков. К XI в. было позабыто даже запрещение священникам носить оружие. Теперь церкви нужны были рыцарственные и нравственные меченосцы. Пропагандисты нового духа воинственности этого прямо не формулировали, но они приспосабливали к христианской военной идеологии понятия исландских саг: Вальгалла стала раем, Один — Христом, а христианских воинов уподобляли Нибелунгам, викингам или бойцам короля Свена Вилобородого.

При таком переходе от христианского смирения к христианской воинственности обычные солдаты нередко чувствовали нравственную раздвоенность. В биографии одного из участников Первого Крестового похода говорится: «Часто его снедала тревога, потому что ведение войны в качестве рыцаря-крестоносца, казалось ему, противоречит заповеди Божьей: „подставь другую щеку“, это противоречие лишало его мужества. Но когда папа Урбан даровал прошение грехов всем христианам, воюющим против мусульман, его мужество словно пробудилось ото сна».