Чудеса в кастрюльке - Дарья Донцова

– Это берите, – милостиво разрешила я. У самой папенька избывших алкоголиков, и я хорошо знаю, каково сейчас мужикам, вон, прямо трясутсяот вожделения.

Петруха аккуратно вытащил салфетку и сказал, сдергиваяпробку:

– Я из стаканчика хряпну, а ты из бутылки допьешь, колизаразный.

Ванька согласно кивнул. Тоненькая струйка прозрачнойжидкости наполнила емкость. Петруха отдал бутылку приятелю. Тот мигом опрокинулв себя остаток и занюхал рукавом. Петька крякнул, взял стакан и.., не сумелподнять его.

– Чегой-то? – удивленно протянул мужик. – Не двигается.

– Так специально для таких уродов, как вы, придумано, –захихикала буфетчица, – и не старайся даже, не шелохнется.

– Почему? – изумился Ванька, благополучно проглотивший своюдолю.

– А он шурупчиком к столешнице приделан, – пояснила баба, –чтобы всякие не тырили.

– Делать-то чего? – растерялся Петька, глядя на стоящуюпосередине круглого стола пластмассовую емкость, полную огненной воды.

– А чего хочешь? – веселилась буфетчица. – Хоть языкомлакай, если дотянешься, конечно.

– Дай ложку, – взвился Петька.

– Только вилки есть! Ложечки у нормальных клиентов настоликах, у таких людев, которые в кассу заплатили, а не с улицы с ханкойприбегли, – с достоинством сообщила бабища. Внезапно из-под донышка салфетницыпоказалась жидкость.

– Слышь Петруха, – ожил Ванька, – он протекает. Лужица у насна глазах становилась все больше.

В Петькином взгляде заплескался откровенный ужас, онобратился ко мне:

– Ну-кась, отойди.

Я покорно выполнила просьбу. Честно говоря, стало интересно:ну как он собирается выйти из положения.

Петруха ухватил салфетницу, поднял ее вместе со столиком и,расплескав часть водки, все-таки ухитрился вылить в себя остаток вожделеннойжидкости. Через секунду он вернул стол на место, рукавом куртки подтер капли“брынцаловки” и вежливо сказал:

– Ставь чай назад, извини за беспокойство, случай такойвышел.

Потом, недовольно ворча, он вышел на улицу, Ванька двинулсяследом.

– Видела! – всплеснула руками буфетчица. – Уж шурупамипривернули салфетницы, так все равно ухитрился использовать. Эх, видать, столикиу нас слишком легкие. Ну ничего, завтрева кирпичи к ножкам пристрою, пустьтогда поднять попробует.

* * *

Лялю хоронили во вторник. Согласитесь, в посещении кладбищанет ничего приятного, даже в солнечный, июльский день на погосте пробираетдрожь. А сегодня, хмурым ноябрьским утром, и вовсе было мрачно. Деревья стоялибез листвы, над огромным квадратом земли, заставленным памятниками, соглушительным карканьем носилась стая ворон.

Автобус-катафалк стоял у дверей скорбного здания.

Мы оказались в очереди третьими. Перед нами кремироваликакую-то бабку. Немногочисленные ее родственники столкнулись в дверях спроцессией, впереди которой покачивался маленький, словно кукольный,бело-розовый гробик, заваленный роскошными цветами.

Одна из чужих родственниц, увидав домовину, принялась истовокреститься и приговаривать:

– Господи, вот горе-то. Нашей уж за девяносто перевалило,умерла и всех освободила, а эта и не пожила совсем.

Проводить Лялю пришло огромное количество народа. Ася, вся вчерном, с удивительно спокойным лицом, стояла в изголовье гроба. Иногда онанервным движением поправляла белую накидку и зачем-то натягивала на лицопокойницы кружевной чепчик. Я оттягивала момент прощания с девочкой. Наконецпришлось подойти к гробу.

Ляля была похожа на куклу. Гример перестарался, разукрашиваядевочку. Слишком красные щеки, пурпурные губы и голубые веки. Разрисованноеличико производило жутковатое впечатление, и я вздрогнула. Маленькие желтыеручки, сложенные на груди, держали иконку, в ногах лежал плюшевый велюровыйзайчик. Было отчего разрыдаться, и по моим щекам потекли слезы.

Я положила в гроб хризантемы, погладила покойницу по чепчикуи, ощущая на ладони отвратительный неживой холод, отошла. Наверное, нехорошо,но заставить себя поцеловать то, что осталось от Ляли, я не могу. Впрочем,наблюдая за толпой, я заметила, что большинство присутствующих просто касаетсяпокойницы, а кое-кто норовит побыстрей пробежать мимо гробика. Даже Ася непоцеловала дочь. Правда, подруге стало плохо, и ее усадили на стул у стены,оттуда она и наблюдала, как крохотный гробик медленно уезжает за темнуюзанавеску, отделяющую мир живых от царства мертвых.

Похороны произвели такое гнетущее впечатление, что,возвратившись на квартиру к Бабкиной, я опрокинула рюмку коньяку и закусилалимоном. Горячая жидкость побежала по сосудам, и стало немного легче.

Ася посидела во главе стола минут десять, потом выскользнулав коридор. Сережа, не обращая внимания на отсутствие жены, лихо опрокидывалстопки, но никто из присутствующих его не останавливал, понимая, что парнюлучше всего набраться до бровей и погрузиться в сон. Но алкоголь не желалзабирать мужика, Сережка только краснел, сохраняя трезвость рассудка.

Я с трудом высидела час за длинным столом. Обычно напоминках все стараются сказать побольше хорошего о человеке, который ушел изжизни, но сегодня народ молчал. Да и к чему речи? Лялька еще не успела пожить.