Мужская работа - Михаил Нестеров

Штерн продавал эти автоматы в Буркина-Фасо, неплохо они расходились и в Коста-Рике.

– Снайперская винтовка «СВД»...

Ну, этот тип оружия, с прицельной дальностью с оптическим прицелом 1300 метров, знает каждый, продолжал кивать Штерн.

– Пятьсот граммов пластита, детонаторы, инициатор взрыва, пульт дистанционного управления.

– Все?

– Нет. Пистолет «сигма» с глушителем и... из оружия больше ничего. Деньги – сколько именно, не знаю. Документы, кажется.

– Кажется или?..

– Об этом я не слышал, но однажды принимал участие в аналогичной тайниковой операции. Закладывали гранатомет, одежду, деньги и документы. Для кого это все предназначалось, сказать не могу. Просто не знаю. Вероятно, и в этот раз документы вошли в список.

– Теперь повтори еще раз дословно, что сказал консул про моего босса?

– Дословно? – переспросил Рощин. – Консул разговаривал с резидентом, я услышал конец фразы: «Издец Антону Альбацу!»

Киль, Германия, этот же день

Все, что увидел Андрей Прозоров при встрече с Вадимом Салнынем, совпадало с характеристикой на бывшего офицера КГБ. Внешность латыша гармонировала с его же пасмурными шутками. Он был, безусловно, умным человеком – хотя в 7-м управлении КГБ (слежка за советскими гражданами – валютчиками, особо опасными преступниками, фарцовщиками) ум следовал за нижними конечностями: волка ноги кормят. Топтуны – они же филёры и шпики, сотрудники службы наружного наблюдения – берегли ноги, как только что переболевшие гриппом опасались сквозняков. Вадим словно на всю оставшуюся жизнь сохранил на лице выражение самого заурядного обывателя, человека с обычной внешностью, одевавшегося так же непримечательно. «Красавицы и красавцы перед выходом „на пост“ маскируют свою красоту...» К этому постулату топтунов добавить нечего. Равно как и к правилу о «незаметности» – даже если вокруг вообще нет никого.

Умный... Знания в него, похоже, вбивали с помощью молота, заметил Андрей. Однако с ними он расстается легко и свободно. Прозоров кивал в ответ на откровения бывшего топтуна: мол, работая в «семерке», советские шпики бухали по-черному, снимая стресс напряженной работы.

– Я уже по-другому смотреть не могу, – делился самым сокровенным Вадим Салнынь, изредка делая глоток баварского темного. Они устроились в пивной, расположенной на территории порта Киль. Погода за окном – «теплого лета золотая уловка», по российским меркам, конечно. На Андрее синие джинсы, легкий пуловер серого цвета, кроссовки. Вадим, сидевший напротив, повесил короткую кожаную куртку на спинку свободного стула, оставаясь в темно-зеленой майке. – Отличия, сравнения, – продолжал он, – называй это как хочешь. Машинально отмечаю незнакомый автомобиль во дворе, человека, который якобы читает газету, а сам наблюдает за двором. Я способен на себе испытать чей-то наблюдательный взгляд – на спине, на затылке почувствую. У кого-то этот дар пропадает, у меня же он останется на всю жизнь.

«Ну как?» – чуть округлившимися глазами спросил латыш.

«Здорово», – так же молча похвалил Вадима Андрей.

Собственно, хмурый топтун набивал себе цену. Без рекламы никуда. Он быстро освоился в этом забугорном мире, под который изо всех сил подстраивался расколовшийся мир, некогда называвшийся Союзом Советских Социалистических Республик.

– Я мечтаю о смерти во сне. Ведь смерть во сне – подарок богов. Ты как считаешь?

– Любая смерть не подарок, – не согласился с собеседником Прозоров, прикидывая, куда клонит экс-филер. Наверное, никуда. Лишь бы не молчать. Любая пауза, наверное, считает он, не в его пользу.

Вадим Салнынь имел в своем досье забавный агентурный псевдоним – Щитомордник. Его он получил за изображение на одной любительской фотографии, где, прикола ради, околыш фуражки он украсил гербом госбезопасности – «Щит и меч». Грозная эмблема скрывала глаза и фактически находилась на верхней части лица. Отсюда и кличка – Щитомордник. Кому в голову пришла эта оригинальная мысль – непонятно. Могли назвать попроще: например, Меченосцем. Та же икра, только на бутерброде.

Вадиму в апреле этого года исполнилось сорок девять. Самый расцвет сил, если рассуждать с «высокой» точки зрения космонавтики: оптимальный возраст для полетов – от сорока пяти до пятидесяти. За бугор он подался в 1987 году и вот уже пятнадцатый год перебивается случайными заработками. Одно время, пользуясь своей природной наблюдательностью и отличной памятью, подрабатывал гидом. Туристический автобус, соотечественники, микрофон, хорошо подвешенный язык и немножко истории, которую можно почерпнуть в любом путеводителе, – вот все, что нужно гиду.

От привычки бухать по-черному он так и не избавился. Даже усовершенствовал ее: пил от щедрот туристов, но вволю.

Не умолкая ни на секунду, «однофамилец» ядовитой змеи, которая водится в Средней Азии, не уступает в ядовитости гюрзе и достигает двух метров в длину, перемежал свою торопливую речь жестами и профессиональными сбивками: посмотрите налево... посмотрите направо... впереди вы видите... построенный в начале века...

– На родину не тянет? – спросил Андрей, намотав на ус очередную бесполезную информацию о том, как ведет себя объект наблюдения вне дома, с кем встречается, ищет ли он за собой слежку; подумал, что скоро свихнется от нескончаемой болтовни, от специфических терминов, которые знал не хуже Щитомордника. «Воткнуть связь в адрес» – означает убедиться, что лицо, встретившееся с объектом наблюдения, пришло именно домой: уверенно ли он выбирает транспортное средство для поездки, открывает ли дверь своим ключом.

Все это напомнило Андрею события двухлетней давности. Тогда ему было двадцать шесть, он находился в Бонне с заданием, и его «припас» один из офицеров «наружки». Прозоров не дал ему «воткнуть связь в адрес»: умело используя проходной подъезд, сломал на выходе немцу шею. Если сравнивать до конца, то нынешняя ситуация очень походила на ту, случившуюся в декабре 2000 года. Тот безызвестный «ганс» тоже не знал, глядя на объект слежки, что вскоре расстанется с жизнью. Вот и Щитоморднику вряд ли доведется скончаться во сне, о чем он, может быть, с долей провидения и мечтал.

– Домой? Чего я там забыл? Разве что жену. И то вряд ли: ее я действительно забыл. – Салнынь коротко хохотнул и продолжил, не меняя интонации: – Если бы ты не напомнил...

– Ты был в Копенгагене?

– Да. – Вадим слегка сморщился. – Город красивый, но, мне кажется, ничего своего не имеет. Средневековые замки позаимствовал от Праги. Каналы в центре города – от Венеции. Ветряные мельницы и голландский пригород Драгер – от Амстердама. Гвардейцы в медвежьих шапках и королевский дворец Амалиенборг – от Великобритании. Если ты спросишь о датчанах, они обычные люди, не хуже и не лучше нас.

Похоже, лучше Щитомордника о Дании и ее столице со спальными районами в пригородах, виллами и уютными коттеджами на окраинах, обрамленными ухоженными садами и газонами, рассказать не мог никто.