Рецепт вранья - Одри Дивон

Первые двадцать пять лет своей жизни я провела в роли стороннего наблюдателя, оценивая происходящие события с позиции иностранки с пультом в руках. Как будто могла в любой момент переключить программу, стоило мне почувствовать, что с моего экзистенциального экрана веет скукой. Я родилась в защитной сетке, спасавшей меня от любого подлинного волнения. У богатых не бывает серьезных проблем — каждую из них можно решить, вопрос только в цене. Я никогда по-настоящему не голодала. Просто смотрела этот бездарный фильм, никогда не порываясь принять в нем участие; просто смотрела, сидя на диване — очень мягком, хотя и воображаемом. Когда что-нибудь шло не так, я нисколько не беспокоилась. Все, о чем я задумывалась, — как, интересно, сценарист будет выбираться из этого дерьма. И что нам покажут в финале.

И вот сейчас я искоса поглядывала на женщину, с которой почти не была знакома и которая поедала куриный жир с таким видом, словно от этого зависела ее жизнь, словно завтра ей грозила голодная смерть. Я завидовала ее аппетиту. Мне безумно хотелось разделить с ней трапезу — по-настоящему разделить. Наброситься на жареную картошку и, очистив тарелку, облизать пальцы. Глядя на Лолу, каждый жест которой дышал искренностью, я поняла, что устала вечно притворяться. Она же, обычно такая говорливая, не проронила ни слова, пока перед ней не осталось ничего, кроме горки костей. Синди с уважением отнеслась к навязанному Лолой молчанию и тихонько ковыряла свою порцию.

Покончив с едой, Лола вытерла руки о джинсы и начала рассказывать историю Жерара. Парень, который, как выразилась она, насмотрелся фильмов Скорсезе. И существовал в придуманном мире, населенном мафиози. Неисправимый игрок, с юности поддавшийся соблазнам казино и с тех пор безуспешно бившийся со злополучным числом 421, просаживая все свои сбережения, а в последнее время — и выручку, которую регулярно тырил из кассы магазина. Круг его приятелей сводился к владельцу хиреющего на глазах бистро да паре карточных шулеров из квартала Барбес, время от времени отступавших от своего традиционного промысла ради какой-нибудь более выгодной аферы. Например, как с помощью набора из трех фальшивых костей обчистить пижона с повадкой Дон Кихота, готового сразиться с удачей и не желающего трезво смотреть в лицо реальности. Семья Жерара потеряла все, что имела, в годы войны. Впрочем, терять им было особенно нечего, если не считать пары хижин на окраине засушливой, как пустыня, прерии. Однако в своих бредовых фантазиях Жерар видел утраченные великолепные замки и томящихся в высоких башнях принцесс, которые сидели и терпеливо ждали, когда он прибежит их спасать. А он тем временем управлял самой жалкой в истории предпринимательства лавчонкой, проявляя не больше здравого смысла, чем свойственно последней овце. По мнению Лолы, чтобы добиться от него чего угодно, достаточно было сделать вид, что веришь в его завиральные идеи.

— Сама смотри: когда я опускаю голову, лопочу, какой он с нами хороший, позволяю отчитывать себя как школьницу, прогулявшую уроки, я подыгрываю ему, включаюсь в воображаемое кино, которым он живет и сценами из которого убаюкивает себя по вечерам, засыпая, — а заодно подсовываю на подпись незаполненный чек. Хотя, если внимательно оглядеться вокруг, он не один такой. Каждый человек сочиняет для себя сценарий собственного фильма. Догадайся, о чем фильм, — и ты сорвешь банк.

Уже договаривая, она небрежно швырнула на стол бумажку в двадцать евро, которую умыкнула у Жерара. И мы вернулись на работу.

У них в глазах стоял страх. Во-первых, страх, а во-вторых, возбуждение. Видимо, это и есть брак: нечто вроде русской рулетки, и шансы, что пронесет, все же выше чем пятьдесят на пятьдесят. В последний раз испытать прилив адреналина — а потом увязнуть в рутине и спокойно трескать картофельное пюре, пялясь в ящик, передающий новости. Они трепетали перед всеми этими тряпками, глядя на них влажными глазами. Снедаемые лихорадкой, больные и прекрасные красотой безумцев, готовых выпрыгнуть из окна.

Я медленно приблизилась к ним, настроив голос на нужную тональность. В нем звучала мягкость, внушающая, что мы с ними — на одной длине волны, что я способна воочию увидеть их мечты как свои собственные. Мне хотелось, чтобы мы, все трое, стали единым целым, с одним и тем же взглядом на ближайшее будущее, с одинаковым представлением о пути, ведущем к абсолютному счастью. Я жаждала, чтобы мы пришли к взаимному согласию на предмет покупки самого дорогого платья с единственной целью: доказать Лоле, что я превосходно усвоила урок. «Лично я выбрала бы вот это. Мне безумно нравится переливчатый шелк. Кроме того, корсаж выгодно подчеркивает форму груди». Взяв девушку за плечо, я слегка повернула ее к себе. Этаким материнским жестом, словно намеревалась за ручку перевести ее через полную опасностей дорогу. Мысленно дав себе установку: «Доброжелательность», я в полном соответствии с наказами Лолы растопила свой взгляд до состояния чистого меда и воззрилась на девушку с нескрываемым восхищением. «Вы будете в нем очень красивой. У вас тонкая талия и хрупкие руки. Оно прямо на вас сшито. Идите примерьте. Да не стесняйтесь, за примерку денег не берут».

«За примерку денег не берут»… Откуда я выцепила эту фразу? Нечто подобное могла бы сказать провинциальная аптекарша: «Смотрите сколько влезет. За погляд денег не берут. Будьте здоровы!» Кажется, я уже начала верить в свою роль продавщицы. «За примерку денег не берут; за примерку денег не берут…» Это надо произносить побыстрее. Девица — совершенная сарделька — билась с муслиновой подкладкой на виду у испуганного будущего супруга, всерьез усомнившегося, стоило ли вбухивать столько деньжищ в золотое кольцо с настоящим бриллиантом. Она еле-еле просунула голову в вырез; о том, чтобы втиснуться в шнуровку на животе, не могло быть и речи. Маневр отнял у нее немало сил и еще больше достоинства. Затопленная кружевным облаком, она напоминала жирного таракана, попавшего в чашку молока и ради спасения жизни отчаянно молотящего лапками.

Меня толкнула Синди: «Ты что, Рафаэла? Сама не видишь, это платье мадам не подходит, оно слишком маленькое! Я же тебе говорила, что наш производитель неправильно обозначает размеры. Присылают нам как сороковой, когда там и тридцать шестого-то нет! Не обращайте внимания, мадам. Она у нас всего неделю работает и еще немного путается». Синди помогла клиентке выбраться из паучьей сети кружев. Я наблюдала, как она с грацией балерины порхает по лавке, обрушивая на несчастную весь арсенал образцовой невесты: фата, туфли, букет и длинные перчатки белого шелка — это в подарок. Пока девица упаковывалась в униформу, Синди подхватила под руку будущего мужа и повлекла его в отдел мужской одежды. Она слегка прижималась к нему, норовя потереться грудью. Картинно наклонялась поднять упавшие на пол брюки и, вытянув губы, что-то шептала ему на ушко. Парня явно охватило некоторое смятение на уровне ремня. Он уже не смотрел на шмотки, которые она ему протягивала, приклеившись взглядом к ее белой блузке. Потом она вернулась к девушке, давая бедолаге возможность малость очухаться. Похоже, юной невесте совсем не понравилась разыгравшаяся у нее на глазах сцена. Они о чем-то поговорили, после чего Синди вручила ей визитку. Не скрою, она произвела на меня сильное впечатление, хотя ее манеры недоделанной куклы Барби и ее откровенная нимфомания вызывали глухое раздражение. Прямо-таки живое воплощение идеи эффективной продажи. Два притопа, три прихлопа — и она исправила мою промашку. Стоявшая в отдалении Лола улыбалась этой чемпионке по впариванию лохам барахла и окидывала трио довольным взглядом. Зато на меня она разозлится, подумала я. И чувствовала себя виноватой, как в школе, когда, несмотря на отвратительные оценки, мечтала понравиться учительнице.