Лобовая атака - Сергей Зверев

Теперь немцы открыли огонь. То один, то другой танк останавливался, стрелял и снова начинал движение. Взрыв выбросил землю перед самыми окопами. Еще выстрел, еще. Снова рвались снаряды среди окопов пехотинцев на высоте. Вот еще один танк замер на месте. Снизу потянуло дымом. И тут «тридцатьчетверка» над головой лейтенанта наконец выстрелила. Трассер понесся к немецкому танку, вспыхнула яркая звездочка на лобовой броне, тут же превратилась в пучок серого дыма. Немецкая машина замерла на месте.

«Молодец», – мысленно похвалил Соколов и снова стал ждать. «Семерка» выстрелила второй раз, еще один танк остановился, потом двинулся, пошел рывками и снова остановился. Теперь следовавшим за подбитыми машинами танкам и бронетранспортерам придется обходить их справа. Вот резко развернулся один танк второй линии. Еще один, еще, повернули два бронетранспортера. Танки пошли быстрее, выбрасывая сзади клубы черного дыма. Они очень спешили обойти своих товарищей и снова развернуться к высоте лобовой броней.

– Логунов, огонь по повернувшимся танкам!

– Понял, командир! – догадался о затее лейтенанта командир башни.

Выстрел, снова выстрел. Сзади через люк вылетали и со звоном падали на землю гильза за гильзой. Вот еще один танк загорелся, увеличивая затор на левом фланге наступающих фашистов. Но теперь и немцы стали бить по закопанному русскому танку. Из стрелковых ячеек хлестали винтовочные выстрелы, заработали ручные и станковые пулеметы. Немецкая пехота стала жаться к танкам и бронетранспортерам. Стали падать первые убитые и раненые. «Живет ведь высота», – радостно подумал Соколов. Казалось, что после бомб здесь вообще ничего живого не осталось, а ведь стреляют, и хорошо стреляют.

Справа, через бойницу в блиндаже, короткими расчетливыми очередями бил пулемет Омаева. Он выбирал цели, находил между танками фигуры солдат, которые слишком напористо шли вперед, и выбивал их. Главное, заставить их залечь, не дать идти за танками. Тогда и танки остановятся. Танки одни на траншеи не пойдут. Они уже научены горьким опытом. У некоторых немецких офицеров есть опыт гражданской войны в Испании, там республиканцы очень активно использовали бутылки с бензином против немецкой техники. И танкисты хорошо знают, что разбившаяся и воспламенившаяся на моторном отсеке бутылка с бензином неизбежно приведет к пожару в двигателе, который не потушить. Следом, как правило, взрывается боекомплект.

Немецкие танки сбавили ход, стали активнее стрелять по окопам на высоте, с бронетранспортеров не переставая били пулеметы. Вот немецкая пехота попыталась подняться, но снова залегла. Среди танков то и дело вздымались взрывы осколочных снарядов, горели уже три бронетранспортера. Вот еще два немецких танка загорелись. Но стоять на месте – это самоубийство! И вот случилось: танки попятились, они пошли задом. Назад, назад. Пехота поднялась и, прикрываясь броней, стала отступать к лесу. На ходу солдаты стали запрыгивать через задние люки в бронетранспортеры. Падали и падали под выстрелами трехлинеек и пулеметов. Танковые пушки неуверенно огрызались. По линии обороны пронесся приказ прекратить огонь.

– Прекратить огонь, Логунов, – повторил приказ своим танкистам Соколов.

«Все правильно, – подумал он. – Патроны и снаряды надо беречь. Атака отбита, и нет смысла в том, чтобы именно сейчас убить еще пару десятков немцев. Их надо будет убивать потом, когда они снова полезут. Убивать, чтобы остановить, чтобы атака захлебнулась. Следующего подвоза боеприпасов на высоту может уже и не быть».

Танки прикрывали броней пехоту, пехота спешно садилась в бронетранспортеры и грузовики. Еще двадцать минут, и остатки атакующей группы ушли за лес. В верхнем люке танка появилось потное лицо Логунова.

– Хорошо мы им дали, – сказал он, сплюнув далеко в сторону. – А хитро вы придумали. Я эту яму сначала и не углядел. Как мы их заперли, как заставили обходить своих! Тут они у нас и напоролись на подкалиберные.

– А все-таки в нас попали, – Алексей поднял руку и показал на правый бок башни. – Я за этим грохотом не услышал удара. Вскользь прошла болванка, вон какую дорожку оставила.

– Зато мы здесь почувствовали, – без усмешки ответил сержант. – Думал, что конец нам с Николаем. Обидно даже как-то стало, самое начало боя и так вот… Ну да обошлось.

Соколов вошел в блиндаж. Омаев стоял у амбразуры, положив щеку на приклад пулемета, и задумчиво смотрел в поле, где лежали убитые им немцы. Над стволом струился раскаленный воздух. Бабенко поднял глаза на лейтенанта, улыбнулся и продолжил набивать пустые магазины патронами из вещмешка.

– Эй, танкисты, – закричали снаружи, – где ваш лейтенант? Срочно на КП к комбату!

Соколов вышел, бросил наверх Логунову свой шлемофон и поймал брошенную им пилотку.

– Остаетесь за меня, – приказал Алексей, – осмотрите машину. Установите наблюдение. Сетку подтянуть, а то могут снова налететь самолеты. Я пошел.

Проходя по второй линии окопов, лейтенант понял, что все не так радужно, как ему казалось. Понятно, почему по немецкой пехоте не стреляла батарея 50-мм ротных минометов. Две бомбы накрыли огневые точки минометчиков. Несколько солдат выкапывали убитых, заваленных землей после взрыва. Накрытые плащ-палаткой, лежали окровавленные, черные от налипшей к крови земли фрагменты тел. Повсюду валялись осколки ящиков от мин, искореженные минометные сошки. Из груды земли торчала минометная плита, чуть дальше – окровавленная пилотка, разбитая и разломленная надвое винтовка.

Окопам первой линии досталось тоже, это Алексей видел хорошо. Он помнил, в каком порядке были окопы до бомбежки. Сейчас от траншей и ходов сообщения практически ничего не осталось. Только отдельные стрелковые ячейки и пулеметные гнезда. Артиллеристы с лопатами спешно поправляли брустверы орудийных двориков своих «сорокапяток». Одно орудие торчало из воронки покореженной станиной. Ясно, значит, осталось только три пушки.

– Раненных вон туда, в блиндаж! – распоряжался политрук в порванной гимнастерке с рукой на перевязи. Голос у него был хриплый, он все время грязной тыльной стороны руки вытирал лоб. – Санинструктор уже там. Быстрее, ребята, быстрее. Убитых в воронку.

Подойдя к блиндажу командного пункта батальона, Соколов увидел, что комбату сегодня очень повезло. Три бомбы упали всего в нескольких метрах от его укрытия. Бревна покосились, один край крыши блиндажа съехал, в щель с бревен сыпалась земля.

Сам Парамонов сидел на стуле, ординарец перебинтовывал ему голову свежим бинтом. Майор морщился, но говорил со своими командирами. Соколов доложил о прибытии и остановился за спинами других. Из четверых командиров на КП пришли трое. Значит, еще кто-то из офицеров погиб.

– Ну, все в сборе, – сказал Парамонов, потом поторопил своего ординарца: – Да заканчивай уже, Лемехов, что ты меня как дитя пеленаешь. Фуражку не смогу надеть.

– А вы каску наденьте, – проворчал солдат, закрепляя бинт.

– Ну вот, – майор встал, потрогал голову и повторил: – Все в сборе. Эта атака и предшествующий ей авиационный налет нанесли нашей обороне сильный урон. На правом фланге разбито четыре пулемета, полностью уничтожена минометная батарея, погибла одна пушка у артиллеристов. В центре обороны самые большие потери в людях. Треть стрелковых ячеек уничтожены, много раненых. На левом фланге… Что у тебя там, танкист?