Навеки твоя - Мария Устинова

Я опустила глаза. О моей истории многие слышали. Смерть Эмиля наделала шума.

— Скажите… Образец моего мужа могли подменить?

— Исключено. Его изымал судмедэксперт в присутствии следователя и вашего юриста. Доставили сюда под охраной, ни на секунду образец не оставляли без присмотра, при нем постоянно кто-то был и не один человек. Здесь камеры. Я лично проводила исследование.

Она очень уверенно и убедительно говорила. Каждое слово словно забивало гвоздь в крышку моего гроба.

— И что, эти тесты никогда не ошибаются? Ни разу не было ошибки? Никакого человеческого фактора?

— Госпожа Кац, делу уделили много внимания. Пресса, прокуратора, Следственный комитет. Вы представляете, какой был бы скандал, если бы на любом из этапов выявили ошибку? Я лично все перепроверила, не один раз, прежде чем дать заключение. Я могу гарантировать, что ошибки нет.

Я судорожно вздохнула.

— Убедитесь сами, — предложила она. — Перепроверьте в другой лаборатории. Пусть ваш юрист ходатайствует, чтобы получить стекла.

— А так можно?

— Почему нет, если вы не верите? Вы не первая приходите ко мне с таким вопросом.

Я нахмурилась.

— А кто еще? Из полиции?

— Пресса. Их тоже интересовало, возможны ли ошибки в деле.

— А вы уверены, что это пресса? — разволновалась я. — Как они выглядели, у них были удостоверения?

— С их слов да. Я отказалась говорить, не беспокойтесь. Вот, посмотрите, — она пододвинула бумаги, начала объяснять анализ. — В наличии был образец ребенка, мы сравнили их по сорока локусам. Сомнений нет. Если отец вашего сына — Эмиль Кац, ошибка исключена.

У меня опустились руки. Наедине я позволяла себе мечтать. Но всякий раз, когда говорила со специалистами, реальность топтала мою надежду. Год назад я думала о ребенке, как о величайшем даре. Молила судьбу подарить малыша от мужа. У меня нет поводов сомневаться в отцовстве.

— Мне жаль, — заведующая протянула салфетку, когда по моей щеке скатилась слеза.

Я надеялась, верила, но каждый шаг убеждал в том, что Эмиля больше нет.

— Я за пересмотр образцов, — сказала я и поднялась, сжав в кулаке салфетку.

Домой я вернулась раздавленная. Но вместо того, чтобы плакать, с упрямой злостью разложила на полу все, что удалось собрать. Не хватало отчета по вскрытию, может, он бы что-то прояснил.

Я начала с медицинских документов Антона и тщательно их изучила. Он не просто получил ожоги, он горел. На нем нашли следы бензина. Теперь понятно, как в клубе возник пожар. Кто-то заметал следы?

Взгляд возвращался к бланку лаборатории. Анализ ДНК обрубал все нити. Я решила не принимать его во внимание, пока все не проверю. Следственный комитет не зря в деле. Не зря на меня напали. Не зря кто-то приходил к заведующей с теми же вопросами, что и я.

Эмиль просил не мстить за него. Они боятся, что я вычислю виновных в смерти мужа и отплачу? Поэтому гнали из Ростова? Или боятся правды? Нужно понять, кому я мешаю. И чтобы это выяснить, нужно идти не к властям… Совсем не к ним.

Общая картинка не складывалась.

Нет, я ищу другое и должна задавать правильные вопросы. Если бы мой муж решил инсценировать смерть, то как? Сделал бы все один или кому-то бы рассказал? Антон точно знал правду.

Но там был не только он.

Иван пропал перед бойней, я думала, сбежал, потому что виновен в смерти Эмиля. Предупредил его врагов. Но что если причина иная? Юрист упомянул, что в «Фантоме», возможно, был кто-то еще. Если Иван был в курсе, не это ли заставило его прятаться? Я совсем его упустила, когда погрузилась в траур. Нужно выследить, узнать о нем все.

Я набрала номер Бориса:

— Про Ивана что-нибудь слышно?

— Я этим не занимался, госпожа Кац, — судя по голосу, я поставила его в тупик — это было полгода назад. — Вы уехали.

— Найдите его. Я хочу выяснить, где он. Узнайте все о семье, связях.

Я отключила телефон, рассматривая бумаги и надеясь, что меня осенит.

Я ведь трогала его, и шрамы. Прошло много времени, я была в шоке, но сейчас попыталась вызвать в пальцах те ощущения. Это был ты? У меня нет ответов, а неизвестность хуже яда.

Эмиль ничего не рассказывал при жизни и после смерти оставил меня с миллионом вопросов. Если он планировал инсценировку, он сказал бы Андрею? Брату? Подозрительно, что когда в морге я упала в обморок, за меня Эмиля опознал именно его брат. Я набрала номер Феликса.

— Я в Ростове, — сказала я, услышав знакомый тенор. — Давай встретимся.

Мы договорились пересечься в кафе на Ворошиловском. Я пришла раньше и заняла столик. Попросила официантку принести воды и уставилась в телефон. Палец замер на номере Андрея в контактах. Андрей Ремисов когда-то был в меня влюблен и едва не увел от мужа. Но чувства киллера, для которого ничего не стоило пришить кого-то, порядком меня перепугали. Ради меня он пытал человека. Я боялась ему звонить. Понимаю, что стоило бы, он поможет: выяснит, кто за мной следит, выбьет информацию. Но боялась вновь услышать голос, увидеть больной одержимый взгляд.

Переборов себя, я нажала вызов. «Этот номер не обслуживается». Конечно же, Андрей адреса и номера всегда менял, как перчатки.

— Черт! — прорычала я.

— Проблемы?

Я подняла голову: надо мной возвышался Феликс. Он старше Эмиля и они совсем не похожи. У Феликса перебитый нос, голова гладкая, как шар, и одевается только в черное. Он сел напротив, свет заиграл на бриллиантовой сережке. Глаз я не видела за темными очками.

— Как дела? — деверь говорил с теплым сочувствием. — Выглядишь лучше. Правильно, что тебе нужно было к родителям съездить. А почему опять к нам?

— Приехала из-за наследства, — зачем-то соврала я. — К тебе приходили из Следственного комитета? Они хотят эксгумировать тело.

— Меня не так просто найти. Для чего?

— Не сказали. Слушай, ты помнишь, на опознании я упала в обморок, а ты все за меня сделал. Как ты его опознал?

На мгновение Феликс смешался и я попросила:

— Сними очки, пожалуйста, — я ловила каждый нюанс, каждую микро перемену.

— Очки, зачем? — тот надтреснуто рассмеялся, но приподнял их. Я увидела полные печальным смехом карие глаза, грустные, но не лживые. Не похоже, что Феликс что-то скрывает. — На опознании мы со следаком поэтапно сличали приметы. Рост, цвет волос, черты, шрамы, как ты говорила. Ну и в детстве он дрался часто, у него перелом пальца был, и на снимке совпало.

— А зубную карту использовали?

— У Эмиля никаких карт не было или не нашли их.

Он смотрел на меня с горьким сочувствием и я отвернулась. Догадался.