Макиавелли - Пол Стретерн

Сенигаллия на Адриатическом побережье. Борджиа распустил свою французскую армию и прибыл в город лишь с небольшим отрядом, чтобы не вызывать подозрений у Вителли и остальных. Вителли и его командиров он «принял любезно»[6], как добрых друзей. Все было устроено так, чтобы отделить заговорщиков от их войска, после чего Борджиа приказал схватить их и бросить в темницу. В ту же ночь их задушили, несмотря на то что «Вителлоццо просил дозволить ему вымолить у папы полное отпущение грехов, а Оливеретто с плачем сваливал на Вителлоццо вину за все козни против герцога».

Этот случай вдохновил Макиавелли. (Впоследствии он вошел в качестве примера в 7-ю главу «Государя» и упоминался в нескольких других работах.) И действительно, по словам Виллари, именно этот инцидент и три месяца, проведенные в обществе Чезаре Борджиа, подтолкнули Макиавелли к мысли, что наука управления государством никак не связана с соображениями морали. То, о чем Макиавелли рассказывал в эссе «Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоццо Вителли, Оливеретто Да Фермо, синьора Паоло и герцога Гравина Орсини», было реальной политикой.

Как бы то ни было, не следует путать описание этой прагматичной политики с реальностью. Макиавелли был творческой личностью, убежденной в необходимости искусного воплощения своих идей. В действительности Борджиа не распустил свое французское войско, чтобы завоевать доверие Вителли, – армию неожиданно отозвали, оставив герцога практически беззащитным. У него не осталось выбора, кроме как хитростью осуществить свой план. (Флорентийская делегация сопровождала Борджиа в этой роковой поездке, и Макиавелли в своем докладе пишет, что уход французов вызвал при дворе герцога настоящий переполох. Таким же преувеличением был плач обреченных жертв и перекладывание вины друг на друга. В первоначальном докладе об этом нет ни слова. Макиавелли хотел возвысить личность Борджиа, придать ему глубины, чтобы его действия не выглядели как простой обман вследствие охватившей герцога паники.)

Эссе и описания Макиавелли ставят целью передать его политическую философию, которая только начинала формироваться. Многие из этих работ тесно связаны с идеей «универсальных законов истории». Однако его произведения по-прежнему изобилуют историческими примерами и яркими описаниями событий, от современных, свидетелями которых был он сам, до известных со времен Древнего Рима. Факты у него не просто подкрепляют теорию, а претворяют ее в жизнь. Политическая философия Макиавелли сама по себе обладает силой и убедительностью. Но какова суть этой теории?

До сих пор Макиавелли всего лишь намекал, какой она будет (некая наука, свободная от морали, как предполагает Виллари). Однако в его подсознании, похоже, эта теория уже начинала складываться. Пока она оставалась несформулированной, а методология представляла собой лишь крепнущую позицию, невысказанное убеждение. Макиавелли учился понимать свою философию, анализируя ее воплощения. В ту пору философией Макиавелли был Чезаре Борджиа.

Подобно многим интеллектуалам, жившим до и после него, Макиавелли был очарован человеком действия, не ведавшим жалости. Чезаре Борджиа – типичное чудовище, вызывающее невольное восхищение своим совершенством. В наше время – эпоху испуганных фюреров и геноцида угрюмых крестьян – подобные типы вышли из моды. Борджиа никак не назовешь заурядным «душегубом».

Семья Борджиа имела испанские корни. Один известный историк XIX в., изучавший эпоху Возрождения, именно этим объяснял их склонность к жестокости и безудержному разврату (он писал это в период, когда бурное развитие науки сочеталось с расизмом). В 1492 г. отец Чезаре Борджиа стал папой Александром VI, попросту купив себе титул. Возможно, это был первый, но уж точно не последний подобный случай. Темперамент нового папы не позволял соблюдать обет безбрачия, обязательный для его сана. Среди его многочисленных детей выделялись Чезаре, Джованни (любимый сын папы) и их сестра Лукреция, легендарная пленница и участница оргий в Ватикане. (Отцом незаконнорожденного сына Лукреции был либо ее отец, Александр VI, либо Чезаре – они сами не знали, кто именно.) Чезаре стал любимцем отца простым и эффективным способом – убив человека, которому это место принадлежало до него, своего брата Джованни. В результате он стал и главнокомандующим папской армией. Эту должность тоже занимал брат. Таким образом ему удалось развернуть военную кампанию, чтобы захватить в личное владение земли в Центральной Италии. И это было только начало.

Человек, за которым Макиавелли имел возможность наблюдать вблизи, казался гротеском, но гротеском опасным. «Красивейший мужчина Италии» умел очаровывать, обладал неукротимой энергией, мог воодушевлять своих подданных блестящей риторикой и пышностью речей, был гениальным военным тактиком и искуснейшим политиком. Однако этот ренессансный «князь света» одновременно был князем маниакально-депрессивной тьмы – скрытный, коварный, склонный к насилию и подверженный безудержным вспышкам гнева, временами впадавший в отчаяние, когда никто не осмеливался войти в его комнату, куда не проникал свет.

Макиавелли считал, что такой человек способен на все. Ничто не может его остановить, пока он не ослаб или не свернул с избранного пути, пока следовал науке добиваться успеха, не обращая внимания на жалость или мораль… Да, в его вдохновенном безумии была своя логика. И Борджиа знал, как ею пользоваться.

В 1503 г. умер Александр VI, а сменивший его папа был заклятым врагом семьи Борджиа. Чезаре Борджиа арестовали, бросили в темницу и выпустили только после того, как он отказался от всех своих завоеваний. Борджиа укрылся в Неаполе, но там его схватили, заковали в цепи и отвезли на корабле в Испанию, где он сбежал из превращенного в тюрьму замка в далекую Францию. Макиавелли наблюдал за низвержением с пьедестала статуи своего героя: гигант, возвышавшийся над людьми и презиравший мораль, превратился в обычного беглеца. Макиавелли был неприятно поражен и в то же время заинтригован. Очарованный школяр уступил место интеллектуалу, способному анализировать. Он объявил своего бывшего героя «человеком без сострадания, восставшим против Христа… заслуживающим самого ужасного конца». Другое дело – его методы. Это наука, причем абсолютно новая наука – политическая.

Тем временем итальянская политика по-прежнему представляла собой калейдоскоп союзов и предательств. Опасность для Флорентийской республики сохранялась, по крайней мере со стороны Медичи, которые начали собирать силы, чтобы вернуться в город в качестве хозяев. Несмотря на то что Макиавелли был секретарем военного Совета десяти, опыта ведения войны у него не было. (Флорентийцы давно приняли мудрое решение: вопросы войны и мира нельзя доверять военным.) Макиавелли дерзнул испробовать на практике одну из идей Борджиа. Он решил, что Флоренция должна сформировать милицию – собственное ополчение из граждан города, а также территорий, находящихся под властью республики. Борджиа уже пытался претворить эту идею в жизнь в Урбино, однако инициативу Макиавелли посчитали слишком экстравагантной и сомнительной. Давняя итальянская традиция использования наемников в междоусобных войнах стала рушиться с появлением регулярных армий, французской и испанской, которые сражались за свою страну. Наемники привыкли воевать друг с другом; сегодняшний защитник Милана в следующем году мог объединиться с противником для нападения на Флоренцию. Поэтому не имело смысла лишаться работы, нанося друг другу увечья или устраивая резню.