Крестный отец Катманду - Джон Бердетт

Больше напуганный, чем подавленный предложением Викорна повысить меня в его империи экспортно-импортной концессии, я в тот день сразу бросился домой. Чанья играла во дворике нашего маленького дома с Пичаем — инкарнацией моего бывшего полицейского напарника и духовного брата, которого тоже звали Пичаем. Он погиб, когда мы расследовали дело о кобрах. Пришлось разговаривать, пока сын лазил по мне, пытаясь вытащить засунутый за пояс пистолет.

— Знаешь, во что меня хочет втравить Викорн?

Невинность выражения лица Чаньи несколько смазывалась тем, что ей потребовалось некоторое время, чтобы его принять.

— Нет, тилак, что?

Кстати, фаранг, «тилак» означает «любимый», буквально: «тот, кого любят». Чанья, как никто другой, умела пользоваться этим словом для достижения своих стратегических и тактических целей.

— Он хочет, чтобы я стал его консильери.

— Его чем?

— Сицилийское изобретение: что-то вроде главного переговорщика и уполномоченного по заключению договоров при крестном отце. Ты видела «Крестного отца» с Марлоном Брандо и Аль Пачино?

— Нет. Кто они такие?

— Актеры. Это-то и есть самое смешное. Мы вступаем в область художественной выдумки.

Жена одарила меня одной из своих прелестных улыбок.

— Если это только выдумка, почему его не побаловать и не согласиться?

Я пристально посмотрел на Чанью.

— Он тебя обработал? Да?

— Тилак, не сходи с ума. Я больше года не разговаривала с полковником Викорном. С самой вечеринки на Сонгкран.

Сонгкран — старый тайский Новый год, когда все напиваются. Мы отмечаем его 13 апреля и считаем буддийским семейным праздником. В тот день было все как обычно: три несостоявшихся изнасилования, девять автомобильных аварий и парочка серьезных избиений — я сейчас говорю о копах и сотрудниках полицейского управления. А Чанья обожала Новый год.

— Все передал через мою мать?

Чанья слегка поджала губы.

— Тилак, когда ты разговаривал с полковником Викорном и он предложил тебе эту новую должность, тебе не пришло в голову спросить его о зарплате?

Второй раз за день меня обескуражили.

— Разумеется, нет. Я думал о своей шкуре, а не о банковском счете. И о своей… — Я вдруг застеснялся: мне показалось, что говорить об этом глупо, и я позволил жене закончить за меня.

— О своей карме? — Чанья села на скамью рядом с уличным душем, и Пичай, тут же переметнувшись к ней, прижался к ее груди, на которую, по моему скромному мнению, он обращал слишком много внимания. А ведь всего семь лет назад он дал обет безбрачия и готовился стать монахом. Нет в жизни ничего постоянного, все изменчиво. — Тилак, я так сильно тебя люблю. И главным образом, за твою совестливость. Ты самый истинно верующий буддист из всех, кого я знаю. Остальные всего лишь следуют правилам. А ты серьезно размышляешь о карме и реинкарнации. Достойно восхищения.

— Если это достойно восхищения, почему ты пытаешься меня испортить?

Дружеская женская рука погладила меня по спине, прошлась по бедрам, слегка потянула член: обслуживая клиентов, Чанья научилась многим приемам, очень пригодившимся в семейной жизни.

— Ты святой. Только не соверши ошибку — не превратись в святого затворника.

— Так иногда меня называет Нонг.

— Милый, просто думай обо всем хорошем, что ты сделал, не позволяя все эти годы Викорну развернуться. Только в прошлом месяце ты напился и хвастался здесь во дворе… То есть, я хотела сказать, у тебя невольно вырвалось, сколько ты спас человек, нашептывая ему в уши слова милосердия и сострадания.

— Приходилось представлять это самой лучшей стратегией. Играл Кондолизу Райс, в то время как сержант Руамсантия играл Чейни.

— Вот именно, тилак. Как раз это я имею в виду. И твоя мать тоже. Ты очень умно им управляешь. Вся общественность Восьмого района должна быть тебе благодарна.

Вот как стала выражаться Чанья: «общественность», «невольно вырвалось» — и все после того, как записалась на заочные курсы по социологии в один из наших интернет-университетов.

— Не исключено, моя тактика имела успех только потому, что я действовал неофициально. Но стоит мне сделаться его консильери и согласиться на зарплату, я уже не смогу грозить ему каждые пять минут уйти в отставку, как делаю сейчас. Викорн немедленно размажет меня по стенке.

В этом месте я состроил умоляющие глаза — обычно беспроигрышный прием, — но на этот раз он оставил жену равнодушной.

— Дорогой, в этом году тебе исполняется тридцать семь лет. Ты больше не одаренный мальчик. Пора взрослеть. Ты будешь великолепно работать в должности — как ее там называют? И станешь спасать в два раза больше жизней, чем теперь. Викорн станет внимательнее к тебе прислушиваться. А как же иначе: он же должен будет доказать… — Ее голос очень грамотно стих.

Из меня словно выпустили весь воздух. Я на мгновение задержан взгляд на Пичае, погладил его по голове и тяжело вздохнул.

— И сколько же собирается платить мне Викорн? Ведь Нонг тебе наверняка сообщила? Что пообещал ей полковник?

— Если честно, мать от твоего имени вела с ним переговоры. Он начал со ста тысяч, но ведь Нонг гениально умеет убеждать. Она привела те же самые аргументы, что и ты сейчас, только с большей пользой. Не забыла об опасности, которая будет угрожать Пичаю и мне, упомянула о том, что, зная, как ты рискуешь, твоим родным придется испытывать постоянное напряжение. Вспомнила Пичая, то есть его прошлую инкарнацию — как он погиб, исполняя служебный долг, а ведь его к этому даже никто не принуждал. — Чанья помолчала, улыбнулась резервуару с водой, повернулась с сияющим видом ко мне. — Ей удалось расколоть его на две с половиной сотни.

— Двести пятьдесят тысяч бат в месяц! — Я по достоинству оценил услышанное. Никому не удавалось выколотить столько денег из Викорна.

— Твоя мать неподражаема, и все это она сделала ради нас. Только подумай: мы сможем отдать Пичая в международную школу, он будет говорить по-английски без акцента, станет знаменитым хирургом, как хотел в прошлой жизни, но не сумел, потому что происходил из бедной семьи. А если мне придется еще рожать, можно будет воспользоваться больницей международного уровня, а не услугами этого идиота детского врача, который так и не сумел разобраться с моим молоком, из-за чего Пичай каждую ночь плакал от колик. Купим дом на охраняемом участке за высоким забором, и больше не придется беспокоиться о безопасности.

— Вы с Нонг уже приняли от моего имени предложение Викорна?

Чанья просияла и состроила мне глазки. Я выразительно кивнул на сына.

— Все в порядке. Моя сестра приезжает сегодня из деревни. Она обещала пару дней позаботиться о Пичае. Ночь будет в нашем распоряжении.

Это было сексуальное насилие самого бесстыдного свойства. Чанья тоже так считала и гордилась этим. После того как я кончил в третий раз (я вовсе не хотел кончать три раза подряд, но жена решила непременно доказать, что она хороша, как всегда. Я же почувствовал себя совершенно разбитым, но ничего не сказал), Чанья с нескрываемым торжеством спросила: