Первая люболь - Катрин Исаева

Мой отец — майор полиции, погибший при попытке остановить преступника, посмертно награжден орденом Мужества. Уже пять лет мы с мамой и братом берегли эту награду, как настоящее сокровище, восхищаясь героическим поступком отца.

Почему-то те, кто говорит, что время лечит, не прикладывают бланк с рецептом выздоровления.

После его смерти наша жизнь пошла под откос. Фирма, в которой мама работала менеджером, обанкротилась. На пособие для членов семьи погибшего сотрудника полиции можно было прожить несколько лет вообще ничего не делая, но мама решила рискнуть, вложив полученные средства в ресторанный бизнес.

Первое время дела в её уютном ресторанчике шли в гору. На бизнес-ланчи к нам приезжали даже всякие шишки из районной администрации, а потом на соседней улице открылось кафе модной столичной сети.

Целый год упорной борьбы за каждого посетителя окончился несколькими кредитами и целым мотком испорченных нервов. Чтобы загасить долги, пришлось съехать из просторной трешки в квартиру попроще, и снова встать на биржу труда.

Папка всегда говорил: «Над вами тушат пожар, значит, стоит устроить пенную вечеринку!» Вот мы и барахтались в этой пене по самые уши.

Поглощенная упадническими мыслями я не заметила, как приблизилась к дому. Бросив беглый взгляд на киоск с лучшим чертановским кофе, испытала досаду, что не могу купить еще один стакан — непозволительная роскошь в нашей ситуации.

Мама тянула на себе двух несовершеннолетних подростков: мне недавно исполнилось семнадцать, братишке — пятнадцать. Правда, Лёшка решил еще пару дней повалять дурака дома, сославшись на больное горло.

— Малая, ты что, меня преследуешь?! — кто-то схватил меня сзади, рывком потянув в сторону, но также резко отпустил.

Он шока и ужаса ноги подкосились, рюкзак съехал с плеч, и я рухнула на холодную промерзшую землю.

— Что тебе надо, гад? Мало сегодня людей унизил?! Самоутверждаешься за счет тех, кто слабее и не может дать сдачи? — варежки натянулись на сжатых кулаках.

Гуляя бесцеремонным взглядом по моему дрожащему телу, губы хулигана растянула зловещая полуулыбка.

— А ты совсем страх потеряла! — Воинов пнул снег мне в лицо.

Ахнула, ощутив прикосновение острых ледяных кристаллов к нежной коже. Отец часто рассказывал, что чувствует к преступникам особый токсичный сорт презрения, заставляющий пар из ушей валить, а зубы клацать от злости.

Я испытывала к долговязому хулигану без шапки и в летней обуви нечто подобное. Душу затопила жгучая, неизлечимая, ядерная ненависть. Меня колотил озноб.

— Я тебя не боюсь! — выкрикнула в сердцах.

— А должна. — прохрипел Воинов, еще раз подняв кроссовкой снежную пургу, — Должна бояться, малая! Меня все в Чертаново боятся. И ты будешь ходить по стойке смирно, никуда не денешься.

— Я уговорю Андрея заявить на тебя! Вы напали на него только потому, что он…

— И еще нападем! Не волнуйся. — Воинов закашлялся, нездорово выкатив глаза.

— Что тебе от меня надо? — лицо жгло от ветра, сердце пылало огнем ненависти.

— Что ты можешь мне предложить? Мордашка с пивом прокатит, а фигура не в моем вкусе! — маргинал снова зашелся кашлем.

— Ничтожество! — медленно поднялась, испытывая небывалый прилив сил, — Мой отец называл таких, как ты, отбросами общества!

В глазах Воинова что-то щелкнуло. Он подбежал ко мне, повалил в сугроб, зажав худым долговязым телом.

— Помогите-е-е… — холодная прокуренная ладонь легла поперек рта.

Дыхание перехватило. Туманные голубые глаза смотрели с нечеловеческой яростью, сердце вопило от страха, негодования и стыда.

Я старалась припомнить хоть какие-то приемы самообороны, но тело будто парализовало. Его внешняя худоба оказалась обманчивой — хулиган обладал не дюжей силой, впечатав меня в сугроб.

— Твой папаша прав — я и есть отброс, малая! И с этого дня ты будешь прислуживать отбросу, стелиться перед отбросом, беспрекословно выполнять команды отброса, иначе жизнь в Северном Чертаново покажется тебе чистилищем. Кстати, я и с папашей твоим с удовольствием познакомлюсь! — осатанело улыбнулся, оголяя белоснежные клыки.

— Не познакомишься. — произнесла безучастно.

— А что, зассыт связываться с отбросом?! — Воин мерзко заржал, перекатывая жвачку во рту.

— Мой папа награжден орденом Мужества посмертно, за то, что не боялся таких, как ты. Жаль, не сможет спуститься с небес, чтобы набить тебе морду!

Время остановилось. Звуки замерли. Кажется, даже снег перестал идти. Мы оба с лютой ненавистью смотрели друг другу в глаза, как непримиримые соперники. Как воины, готовые схлестнуться в смертельном поединке, а пока, находящиеся по разные стороны баррикад.

Хулиган ослабил хватку, позволяя, наконец, вырваться и на онемевших негнущихся ногах я побежала к подъезду. Меня всю трясло. Я ненавидела Воинова и всё, что с ним связано: этот район, эту школу, и даже чертов киоск с бесподобным кофе!

А еще я до трясучки скучала по своему отцу.

Почему такие, как этот отморозок и его банда беспрепятственно ходят по земле, а самоотверженный герой гниет в могиле с червями?! И где взять бланк с рецептом выздоровления, чтобы время хоть немного зарубцевало старую кровоточащую рану?..

— Хей, систер! Как дела?! — Лёша появился в коридоре, едва я переступила порог квартиры.

— Как у пуговицы, что ни день, то в петлю, — промямлила, отряхивая воротник от снега.

Кареглазый брюнет среднего роста с рваной челкой, чуть нависающей на глаза, почесал переносицу, старательно изображая умирающего лебедя. Только в отличие от мамы, передо мной можно было не разыгрывать спектакль. Нагреть градусник под раскаленной лампой — излюбленная хитрость братишки, чтобы лишний раз поваляться дома вместо уроков.

— Эй, кто обидел мою драгоценную, систер?! Назови его имя, голову отверну!

— Все в порядке, немного устала. Все-таки первый день в новой школе…

— Дай, обниму! — неожиданно Лёха сгреб меня в охапку: почувствовала себя беззащитной младшей сестренкой, уткнувшейся в крепкое мужское плечо.

— Роза, на тебе лица нет. Точно все хорошо? В чем слабость, сестра?! — последнюю фразу он произнес с интонацией персонажа Сергея Бодрова из легендарного фильма нулевых.

— Немного переволновалась. Надо отдохнуть…

Воин

Я зашел в нашу хибару и принюхался: в квартире стоял еле уловимый кислый запах. Обычное дело, когда мать возвращалась с гулянки.

— Митька, у нас проблемы! — Богдан высунул голову из кухни, смерив меня усталым долгим взглядом.

Закашлявшись, я стянул промокшие кроссовки. Нужно было набить их бумагой и просушить на батарее, иначе завтра не в чем будет идти.