Тайна озера Кучум - Владимир Топилин

Прошло немало времени, прежде чем Уля решилась сделать очередной шаг к зимовью. В смятении чувств она долго вслушивалась в насторожившуюся тишину. В затрепетавшее сознание юной охотницы вкралась предупреждающая мысль, что в её зимовье может находиться посторонний человек. Но поведение собаки и важенки быстро успокоило. Выждав ещё какое-то мгновение, призывая за собой хозяйку, впереди по путику спокойно побежала Кухта. Опытная Хорма шумно выдохнула воздух и тоже сделала несколько шагов. Нетерпеливый Харчик, поторапливая важенку к месту ночёвки, ткнул мать в бок. На животных одинокий выстрел не произвёл особого впечатления и был воспринят просто, как свалившийся с кедра снежный ком. Прежде всего, таёжные животные доверяют обонянию, зрению и только лишь потом своим ушам.

Полностью надеясь на собаку и важенку, Уля пошла вперёд. Ещё несколько сотен метров — и вот он, некрутой спуск в ручей. За ним на пригорке — зимовье. Упёршись о таяк, молодая охотница скатилась в ложок, стала подниматься в горку. Не доходя до избы, предусмотрительно остановилась за густой стеной подсады пихтача-курослепа. Оставаясь невидимой, прекрасно видела свою избу, в стенах которой ей предстояла ночёвка. Но видеть зимовье, это все равно, что смотреть на густую ель, на которой спряталась белка.

Уле надо знать, есть ли в избе люди. То, что из трубы не идёт дым, не говорит ни о чём. О возможном присутствии человека могла сказать только Кухта. Если в избе кто-то есть, она подаст предупреждающий голос. Если нет, промолчит. Вот собака добрела до стен жилища, обнюхала все углы, зашла в сени. Несколько секунд неизвестности — и Кухта высунула голову, посмотрела на хозяйку, слабо замахала хвостом: «Всё нормально. Никого нет. Идите сюда».

Уля вышла из укрытия, подошла к зимовью. Никаких посторонних следов. Только те, которые она оставила тогда, когда проверяла ловушки в последний раз. В сенях — большая поленница дров. В зимовье — порядок. На нарах — медвежья шкура.

Мытая посуда перевернута вверх дном. За время её отсутствия никого не было.

Она сняла винтовку, лыжи, освободила Хорму от поток, загнала в пригон, бросила большую охапку сена. За этими занятиями стала забывать о выстреле, как будто его и не было. Но он напомнил о себе, в этот раз ещё более неожиданно и пугающе. Как снежная лавина, сорвался разом с гольца, прокатился в лог, вернулся назад, ударился о гору и затих.

Так же как и в первый раз, Уля замерла в движении, повернула голову в гору, на темнеющую тайгу. Вместе с ней насторожились животные. Хорма вздрогнула телом, перестала жевать. Кухта бросила старую медвежью кость. Даже Харчик, подражая матери, вздыбил загривок и запыхтел носом.

Первый выстрел был неопределённым. Но второй говорил о многом. Они были произведены с большим интервалом по времени, это не охота человека за зверем. Если бы кто-то промышлял сокжоя или марала и при этом промахнулся или ранил в первый раз, то второй прозвучал бы раньше. Не могли стрелять и в человека. Для человека хватит и одной пули… Оставалось только одно — кто-то звал на помощь. Это Уле подсказывал внутренний голос, который был постоянным путеводителем в её таёжной жизни. Этот голос уже звал её туда, вверх, на белогорье, где, возможно, кому-то было плохо.

Но другое чувство — самосохранения — предостерегало, разумно подсказывало выждать ещё какое-то время. Оно было сильнее внутреннего голоса, и девушке ничего не оставалось, как ему подчиниться. Она ждала, хотя и сама не знала чего. Может быть, того момента или какого-то импульсивного толчка, что могло бы послужить основой для её последующих действий.

И этот момент наступил. Он наступил через несколько минут и был обозначен ещё одним, третьим выстрелом. Тогда у Ули уже не осталось толики сомнения, что с кем-то случилась беда.

Протянуть руку помощи человеку, попавшему в беду в тайге, — святая обязанность любого, кто находится рядом. Сегодня помог ты, завтра помогут тебе. Этот проверенный веками опыт каждый коренной житель тайги получает еще в чреве матери. Особенно это чувство развито у так называемых малых народов Сибири.

Может быть, его закреплению способствуют простота и искренность взаимоотношений или тяжёлые условия жизни.

В жилах Ули бежит кровь тех самых малых народов, коренных жителей Сибири. В её сердце живёт это чувство. Она не может пройти мимо чужого горя, не протянув руку помощи. Так было всегда, когда она видела, что кому-то плохо.

И сейчас Уля не могла остаться безучастной к призыву о помощи. В том, что кто-то зовет на помощь, она уже не сомневалась. Сомнения растаяли, как утренний туман, когда через некоторое время там, на белогорье, раздался последний, четвертый — казавшийся таким жалким и безнадёжным — выстрел.

Дальнейшие действия Ули были решительными и быстрыми. Она подкинула в каменку дров, накинула дошку, шапочку. Выскочила на улицу, схватила винтовку, встала на лыжи. Проворные руки перехватили ичиги юксами. Собаки и олени тревожными глазами смотрели на свою хозяйку. Последние отблески холодного солнца метнулись по вершинам гольцов и исчезли, предоставив бразды правления ледяной синеве. В заиндевевшей черноте бездонного неба мерцающие обманным теплом звёзды. Стынь.

Но Уля не обращает на это внимание — шагнула в чёрный пихтач, заскрипела лыжами по сыпучему снегу. Сзади вскочила Кухта, побежала за хозяйкой. Чуть позже с тем же намерением зашевелилась Хорма. Уля остановилась, приказывая оленям, приподняла руку:

— Ча! Стой, путьте тут. Мы скоро хоти назат.

Повинуясь хозяйке, оленуха встала. Харчик в нерешительности замычал. Сознание ушастика разорвало неразделённое чувство любви к матери, и в то же время ему хотелось последовать за девушкой. Он ещё какое-то время постоял, потоптался, игриво закрутил головой, спрашивая у матери разрешения наскочить на Кухту. Хорма равнодушно погрузила морду в траву. Харчик неторопливо засеменил по широкой лыжне вслед за Улей.

Сразу же за зимовьем подножие белогорья бросило под ноги Ули крутой подъём. Идти на лыжах в гору нелегко. Однако для девушки это не препятствие. Камусные лыжи не сдают назад, хорошо держат лёгкое тело на поверхности зимнего покрывала.

А возвращаться вниз, под гору будет намного легче, так как скатиться вниз, к зимовью, для Ули будет стоить нескольких минут. Катиться под гору — одно из самых любимых развлечений девушки. Она любит лететь на лыжах со скоростью ветра, петляя между чёрных стволов деревьев. Большая скорость для неё как торжество поющей души. И не беда, что сейчас сгущаются сумерки. Она не боится ночи, в это время суток чувствует себя так же легко и свободно, как днём. Зоркий глаз легко различает тёмные деревья на фоне белого снега. Каждое растение имеет свой запах, который подсказывает девушке расстояние до препятствия.

Уля быстро шла вперёд. Она хотела как можно скорее достичь границы альпийских лугов, откуда раздавались выстрелы. Местность ей хорошо знакома. Не единожды приходилось взбираться к вершинам гор и зимой, и летом. Здесь она чувствовала себя как полноправная хозяйка в своём доме и знала, сколько времени потребуется на подъём к назначенному месту. Там, на разреженном плато, она увидит на снегу следы. В этом не сомневалась.