Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы - Герберт Фейс

его ответ был выдержанным, а тон примирительным. Он не отрицал, что тактика немецких войск была различна на Западном и Восточном фронтах в тот короткий период времени (около 48 часов) между подписанием Акта о капитуляции и окончательным завершением боевых действий. Придерживаясь твердого убеждения, что великий триумф коалиции не должен быть омрачен взаимными упреками, он немедленно направил послание советскому Верховному главнокомандованию и в Вашингтон. В своем ответе советскому командованию он попытался откровенно объясниться.

«Я уверен, — писал он — что вы поймете, что мы честно придерживались договоренности не заключать сепаратного мира. Когда началась всеобщая капитуляция вражеских войск на наших флангах, я продолжал наступать в центре с целью выйти на встречу с Красной армией. Продвижение было приостановлено после получения заявления советского командования, что сосредоточение значительного числа войск в данном районе боевых действий неизбежно приведет к путанице и сумятице. У нас не было ни малейшего намерения договариваться с кем-либо об условиях сепаратного мира, и мы поступали так в полном соответствии с пожеланиями России.

Когда в 2.40 утра было подписано соглашение о безоговорочной капитуляции, копией которого вы располагаете, еще до того, как прибыло ваше послание, мы потребовали от немецкого командования сообщить нам о времени и месте подписания этого документа в более официальной обстановке. Я был бы рад прибыть в Берлин завтра, в назначенное маршалом Жуковым время, который, как я понимаю, будет представлять советскую сторону…

Мое единственное желание покончить как можно быстрее со всеми формальностями при полном взаимопонимании».

В своем послании в Вашингтон он ставил в известность Военное министерство США о письме Верховного главнокомандования Красной армии и о своем ответе. Он добавил, что ему, возможно, будет необходимо выехать в Берлин для официального подписания Акта о капитуляции, если того пожелает советское командование. Более того, произошедшие события заставили его изменить первоначальные намерения о сроках публичного объявления о капитуляции. Теперь он полагал, что следовало бы с этим подождать до получения окончательного согласия русских.

Советское руководство требовало отложить официальную церемонию. Сталин в своем ответе Трумэну и Черчиллю выражал неуверенность, что приказ немецкого Верховного командования о безоговорочной капитуляции немецких войск на Восточном фронте будет выполнен незамедлительно. Он опасался, что заявление о капитуляции может быть преждевременным и вводящим в заблуждение. Поэтому предлагал отложить ее до тех пор, пока не будет подписан Акт о капитуляции в Берлине, и тогда можно будет уверенно сказать, что немцы прекратили сражаться. Антонов отправил Эйзенхауэру еще одно письмо с той же самой настоятельной просьбой.

Однако Черчилль и Трумэн оба пришли к заключению, что так поступать невозможно. Слухи о капитуляции уже распространялись на Флит-стрит и Уайтхолле. Отсутствие официального подтверждения могло привести к новым бессмысленным жертвам. Поэтому, не желая ждать, когда к ним присоединится Сталин, оба лидера сделали совместное заявление. Случилось так, что народы на Западе в тот день праздновали победу, а в советских газетах о ней ничего не сообщалось, и в российских городах не вывесили флагов.

Утром 8 мая Эйзенхауэр предпринял еще одну попытку убедить русских, что они не пострадают из-за того, что западные союзники прекратили вести боевые действия. Он предложил принять заявление, в котором особо следовало подчеркнуть, что только благодаря совместным усилиям русские и их западные союзники добились капитуляции Германии и что продолжение сопротивления немецких войск будет рассматриваться как нарушение немецкой стороной взятых на себя обязательств в отношении всех стран антигитлеровской коалиции. Таким образом, если какие-то немецкие солдаты не смогут сложить оружие к моменту капитуляции, они лишатся статуса военнослужащих. Западные армии в любом случае окажут поддержку Красной армии в подавлении возможных отдельных очагов сопротивления. Объединенный комитет начальников штабов одобрил это заявление.

Этот документ, адресованный советскому командованию, был принят до отъезда в Берлин американской делегации, которая должна была принять участие в официальной церемонии подписания капитуляции. Эйзенхауэр решил не ехать во избежание возникновения осложнений. Он поручил маршалу А. Теддеру, своему представителю, подписать Акт от его имени. Насколько напряженной была ситуация, говорит его личное послание маршалу, отправленное сразу после отлета американской делегации в Берлин.

«Эта встреча [в Берлине], полностью бывшая затеей русских, заставила меня вздохнуть с большим облегчением после всех моих тревог и беспокойств из-за возможного непонимания, обуревавших меня до последней минуты. Эту тревогу усиливала опытная немецкая пропаганда, которая вдохновлялась желанием немцев сдаться нам, а не русским. Все указывает на то, что немцам на востоке платят той же монетой, в ответ на их действия по отношению к русским в кампании 1941–1942 гг. в России; и теперь они полностью запуганы и страшатся мести со стороны русских…

Откровенно сказать, последние четыре дня были более тяжелыми в физическом и моральном плане, чем последние одиннадцать месяцев этой кампании. Однако, как я уже говорил, наконец-то я обрел уверенность, что между русскими и нами достигнуто полное взаимопонимание и что сегодняшняя встреча пройдет в дружественной обстановке».

Так и случилось. В 9 вечера генерал Кейтель, начальник штаба Верховного командования вермахта, подписал повторно Акт о безоговорочной капитуляции. Только после этого Сталин обратился к русскому народу со словами: «Великий день победы над Германией настал». И добавил: «Советский Союз празднует победу, хотя он и не имел намерения ни разрушать, ни расчленять Германию».

Но Эйзенхауэру пришлось предпринять еще один шаг, чтобы помешать последним усилиям немцев хотя бы на время отсрочить торжество русских. За несколько часов до подписания Акта о капитуляции в Берлине Антонов снова пожаловался Верховному главнокомандующему войск союзников, что южная и центральная группировки немецких войск на востоке все еще не сложили оружия и продолжают сопротивление, пробиваясь на запад. Эйзенхауэр информировал немецкое главнокомандование, что в связи с этими последними донесениями он отдал приказ своим войскам пресекать все попытки прорыва немецких подразделений на запад, блокировать их и задерживать. Солдаты и их командиры будут передаваться Красной армии как нарушители Акта о капитуляции. Такие действия немецкого командования могут рассматриваться как двуличие, и поэтому был отдан приказ о немедленном аресте его высших офицеров, включая Кейтеля, Кессельринга, Йодля и Варлимонта. За эти решительные действия Антонов 10 мая в своем письме выразил «большую искреннюю благодарность».

Попытка бегства на запад Германии немецких солдат в составе целых подразделений была пресечена. Однако небольшие отряды все же пытались уйти от наступавшей Красной армии. Они вливались в жалкие толпы бредущих по дорогам гражданских беженцев. Многие из них были изгнаны из своих домов и деревень, со своей земли, другие бежали, спасаясь от опасности мести.

Подробно описав переговоры о капитуляции немецких армий на Восточном и Западном фронтах, мы