Погребенные за мостом - Альбина Нури

– В нашей группе десять человек. И, кажется, все, кроме нас, малышня.

У Кати в ушах болтались длинные серьги-спиральки с кораллово-красными камушками. Солнечный луч упал на сережку, и камушек заискрился острыми алыми лучиками.

Катя продолжала что-то говорить, но Вася перестала ее слышать, не в силах оторвать взгляда от кумачовых всполохов. Уши заложило, все звуки растаяли, на лицо словно набросили мягкое душное покрывало. «Началось!» – успела подумать Вася, а потом окружающий мир покачнулся и поплыл куда-то, и девушка перестала ощущать себя его частью, проваливаясь во что-то, что она сама называла «воронкой».

Очутившись в этой «воронке», Вася обычно видела разные вещи. Одни были безопасными и даже полезными, другие пугали. Выбравшись из «воронки», Вася помнила не все, но и того, что удавалось вытащить оттуда, было достаточно для понимания: она бывает где-то, куда остальным людям путь заказан.

Сегодня Катя увидела странную процессию. Мужчины и женщины в черных одеждах медленно шли куда-то в полном молчании. На головах у женщин были черные платки. Народу оказалось много, и никто не обращал внимания на Васю. Люди шли и шли, и она поняла, что ей тоже нужно с ними – узнать, куда они идут. Вася пристроилась в хвост колонны и пошла вслед за остальными, но не сделала и нескольких шагов, как идущая впереди женщина обернулась к ней и прошептала:

– Быть беде, большой беде… Видишь: покойника через мост переносят! Боятся, что он может вернуться! Только это не поможет. Ничто уж не поможет.

Лишь в этот миг Вася сообразила, что попала на похороны, и хотела спросить, кого хоронят, но не успела.

Обычно все заканчивалось так же резко и быстро, как начиналось. Вот и на этот раз Вася обнаружила, что и женщина в черном, и вся процессия сгинули без следа. Она все так же стоит рядом с Катей, а та смотрит на нее с нескрываемым любопытством, как на забавную зверушку.

– Эй, ты еще здесь? – Катя пощелкала пальцами перед носом Васи.

– Покойника через мост переносят. Боятся, что он может вернуться! Только это не поможет. Ничто уж не поможет, – как попугай, повторила Вася услышанную только что фразу.

И вот тогда Катя спросила, не чокнутая ли она.

Вася решила не рассказывать маме про очередное видение: та всегда переживала, когда подобное случалось. К тому же та женщина возникала в Васиных видениях уже не в первый раз, и девушка не могла понять, что должно означать ее появление.

Катина мать стояла рядом с мамой Васи. Похоже, у них с дочкой были совсем иные отношения. Броско и дорого одетая, слишком молодая, чтобы быть матерью семнадцатилетней дочери, эта ухоженная женщина, как и сама Катя, не смотрела на окна автобуса, а вместо этого улыбалась рассеянной улыбкой, уткнувшись в смартфон.

Да, у нее же роман, вспомнила Вася, и на ум почему-то пришел Дима.

Двигатель заурчал, автобус дернулся, двери с сухим шипением захлопнулись.

– Ребята, мы поехали! Всем пристегнуться! – громко сказала Нина Алексеевна.

Мамы – Васина и Катина – замахали руками, заулыбались: Катина – радостно, Васина – едва сдерживая подступившие слезы.

Когда автобус отъехал от станции и провожающие пропали из виду, Катя повернулась к Васе и потребовала:

– А теперь давай, рассказывай, что с тобой не так!

Главный врач Бадальской Бани, в отличие от ее директора, понравился Илье сразу. Бывает такое: видишь человека впервые в жизни и чувствуешь к нему мгновенную, ничем, в общем-то, не мотивированную симпатию. Главврача звали Дарко, и было ему за пятьдесят. Высоченный, как и большинство сербов, которые считаются одной из самых высокорослых наций, с горбатым носом, большими руками и громким голосом, Дарко напоминал сказочного великана.

– Привет, дружище, – протрубил он, завидев Илью. – Рад, очень рад! Заходи в любое время и…

– Боюсь, времени у него будет немного, – отрывисто бросила директриса. – Удачного дня, доктор. Простите за беспокойство. Я просто показываю Илье территорию.

Она развернулась на каблуках и направилась к выходу из кабинета. Дарко за ее спиной скорчил зловещую рожу и полоснул себя рукой по горлу, что, видимо, должно было означать – директриса замучила его до смерти.

Илья ухмыльнулся и пошел за своей провожатой. Он прибыл в Бадальску Баню два часа назад и все это время, бросив вещи возле стойки администратора, ходил за директрисой, заглядывая во все уголки.

Добраться сюда было непросто: Баня находилась высоко в горах. Автобус привез Илью в Ужице – славный, прелестный городок, где он взял такси, чтобы добраться до места назначения.

Примерно через час пути, свернув с главной трассы, автомобиль стал карабкаться все выше и выше в горы, и дорога была отличная – в Сербии вообще мало плохих дорог, – но настолько узкая и извилистая, что у Ильи то и дело замирало сердце. Несколько раз они ныряли в тоннели – темные, длинные, как кротовые ходы, и при мысли о том, что над их головами нависают огромные горы, делалось дурно.

Последним испытанием стал переезд через мост – деревянный, ненадежный на вид.

– Не бойся, брат, – смеялся водитель, – тут автобусы проезжают, и мы проскочим! Это он только на вид хлипкий, а сваи там знаешь какие!

Въехав на территорию Бадальской Бани, таксист высадил пассажира на пятачке перед длинным трехэтажным желтым зданием с белыми балконами, но сам уезжать не спешил: пошел набрать целебной воды из местного источника. А в Илью тут же вцепилась директриса, назвавшаяся Мариной.

Рыжая, худая, с раскосыми светло-карими глазами и ртом-щелью, она казалась нервной и взвинченной. Ладонь, которую Марина протянула Илье для рукопожатия, была холодной и узкой.

– Вас рекомендовал Йован. Надеюсь, мы сработаемся, – проговорила она, и Илья неуверенно улыбнулся.

Он понятия не имел, кто такой Йован. Этот человек был замыкающим звеном в длинной цепи, приведшей Илью в Бадальску Баню. Процесс запустил Ацо, который видел, что Илья после смерти Славицы все глубже погружается в болото, откуда у него нет ни сил, ни желания выбираться.

– Я рада, что вы с нами. Здания старые, вечно что-то выходит из строя. Йован сказал, что у вас золотые руки.

«Спасибо, Йован!» – мысленно поблагодарил Илья того, кто его рекомендовал. Устроиться на работу по чьей-то протекции – очень по-сербски. Илье казалось, что в Сербии все друг с другом знакомы, если не лично, то через вторые-третьи руки.

– Постараюсь не подвести вас, – вежливо ответил он.

– Уж постарайтесь, – бросила она, и Илье пришло в голову, что она не очень похожа на сербку: и голос уж больно тонок, и в характере – никакого впитанного с молоком матери уважения к мужчине.

Как позже выяснилось, Марина была сербкой только на четверть. Мать ее оказалась немкой, отец – наполовину серб, наполовину – румын.