Очерки истории средневекового Новгорода - Валентин Янин

Существенной проблемой оказывается выяснение того региона Скандинавии, в который было направлено за князем посольство кривичей, словен и аборигенных племен. Было бы по меньшей мере странным, если бы «третейского судью» это посольство искало среди тех варягов, которые незадолго до того были притеснителями местного населения, изгнавшего их. Между тем скандинавский мир был достаточно обширен и разнообразен. Он включал в себя не только Швецию и Норвегию, но и Данию, и Британию, и Фрисландию. Летописный рассказ о выборе места призвания князя так недвусмысленно трактует это событие: «Идоша за море къ Варягомъ к Руси. Сице бо ся звахуть и варязи суть, яко се друзии зъвутся Свие, друзии же Оурмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си реша Русь»[16].Те варяги, которые были призваны в бассейн Ильменя и Волхова, не были ни шведами (Свеями), ни германцами (Урманами), ни британцами (Англянами), ни готландцами (Готами); они называли себя Русью. Позднейшая легенда сообщает о том, что Гостомысл отправил это посольство в Мальборк, город в Восточной Пруссии на южном берегу Балтики[17], что ведет к отождествлению новгородского Рюрика с Рюриком Ютландским. Приглашение князя из Ютландии или Фрисландии представляется весьма логичным, коль скоро оба массива славянского переселения на русский Северо-Запад ведут свое происхождение из регионов, примыкающих к южному балтийскому побережью.

Вполне легендарной представляется версия Ипатьевской летописи об объеме владений Рюрика, который якобы в числе «волостей», розданных «мужам своим», числил Полоцк, Ростов, Белоозеро, Муром[18]. Надо полагать, что эта якобы подвластная Рюрику территория сконструирована из общего объема расселения не только кривичей и новгородских словен, но и всех известных позднейшему летописцу «кривичских» и «чудских» (угрофинских) племен – в том числе и тех, которые не входили в союз, пригласивший Рюрика.

В 879 г. Рюрик умер, передав княжение Олегу – своему родственнику («от рода ему суща»), отдав ему на руки своего сына Игоря, «бяше бо молод велми».

Через три года Олег с малолетним Игорем покинул Новгород и отправился на завоевание Смоленска и Киева. Следует еще раз напомнить, что к этому моменту на территории собственно будущего Новгорода какой-либо застройки еще не существовало. В процессе исследования культурного слоя на этой территории были выявлены участки наибольшей древности, но ни на одном из них напластований ранее X в. нет.

Уход Олега и Игоря на юг создает на Северо-Западе Руси политический вакуум. Князя, нарушившего договор, нет. Вместо него на Городище остается его безымянная дружина, вероятно – с княжеским наместником во главе. Но в это время нет еще и Новгорода. Как уже отмечено выше, раскопки в разных его районах не обнаружили культурных напластований IX в. Однако активное заселение места будущего Новгорода в 3 км от княжеской резиденции начинается именно на рубеже IX—Х вв. Этот процесс совпадает с процессом запустения многих населенных пунктов в его округе. Надо полагать, что оба указанных процесса взаимосвязаны и вызваны тем самым политическим вакуумом, побудившим родоплеменную аристократию словен, кривичей и чуди к заселению территории на месте будущего Новгорода.

Раскопками выявлена картина состояния этой территории в первой половине Х в. Это еще не город, а три поселка родовой аристократии, разделенные пустопорожними пространствами (рис. 4). Вокруг центральных усадеб поселков расположены пашни и сады, пересеченные грунтовыми дорогами. Сами названия поселков, ставших в дальнейшем основой административно-территориального деления Новгорода (его концов), говорят об их принадлежности главным компонентам союза племен Северо-Запада: Славенский (т. е. славянский; его называли также Славно или Холм – отсюда, вероятно, скандинавское имя Новгорода «Холмгард), Неревский (от названия финно-угорского племени «норома», иначе «нерева»; ср. р. Нарва), Людин (от славянского «люди»; вероятнее всего, это поселок кривичей. В более позднее время Новгород делился на пять концов, но два из них – Плотницкий и Загородский – конституируются не ранее XII–XIII вв.

Преобразование этой рыхлой догородской структуры в город произошло в середине Х в. В 947 г. киевская княгиня Ольга, упорядочивая административную систему государства, пришла на север и организовала походы, в результате которых были подавлены и присоединены конкурентные приильменскому региону обильно заселенные районы по течению рек Мсты и Луги: «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани; и ловища ея суть по всеи земли, знамянья и места и повосты»[19]

Податная система Новгорода и объем государственных доходов значительно увеличились, в результате чего в нем началось мощение улиц, возникли системы благоустройства, уличная усадебная застройка и т. д. Раскопки на территории древнейших ядер застройки показали, что самая ранняя мостовая Великой улицы Неревского конца датирована 953 годом; самая ранняя мостовая Михайловой улицы Славенского конца сооружена в 974 г. В Людином конце система мощеных улиц формируется начиная с середины Х в. Однако главная улица этого конца – Пробойная – получила свой древнейший настил примерно в 30-х гг. Х в., и это вполне закономерно: она была главной дорогой («Русским путем»), ведущей на юг. Со второй половины Х в. закономерно употребление термина «Новгород», поскольку именно тогда возникает общественный центр этого преобразования – Детинец (кремль), который поначалу и назывался «Новым городом» по отношению к трем старым поселкам-городкам и, возможно, по отношению к Городищу. Надо полагать, что тогда же формируется общегородской Торг на правом берегу Волхова, напротив Детинца. Возможно, тогда же строится Великий мост, соединивший обе стороны города.

Преображенный город обрел притягательную силу для общерусского княжеского дома. В 970-980-х гг. за право княжить в нем борются сыновья киевского князя Святослава Игоревича – Владимир и Ярополк, посылающие в него своих наместников. В конечном счете победа остается за Владимиром, при котором (когда он был уже киевским князем) вслед за Киевом Новгород около 990 г. принимает христианство, а вместе с ним получает от Владимира в князья его сына Ярослава, прозванного впоследствии «Мудрым». Летописные рассказы о христианизации Новгорода, записанные спустя сто лет и еще много позже, разноречивы и содержат немало легендарных подробностей. И тем не менее самая поздняя версия, извлеченная В. Н. Татищевым из несохранившейся Иоакимовской летописи, находит существенные археологические подтверждения. Согласно этому рассказу, крещение новгородцев присланными из Киева Добрыней (дядей Владимира Святославича) и Путятой и свержение идола Перуна вызвало активное противодействие части населения, принявшее ожесточенные формы на Софийской стороне, где разгрому и сожжению были подвергнуты прибрежные кварталы Неревского и Людина концов. Приведенная в рассказе поговорка «Добрыня крестил мечем, а Путята огнем» подтвердилась раскопками этих кварталов, выявившими следы мощного пожарища. В Неревском конце под слоем пожарища обнаружены два больших клада серебряных дирхемов, владельцы которых уже не имели возможности вернуться за своими сбережениями. Тот же рассказ сообщает о наличии в Неревском конце общины ранних христиан с церковью