Идеальная жена - Александръ Дунаенко

И взяла Карина в руки гитару.

И, сидя от меня напротив, запела голосом тихим, грудным:

«Не взыщи, мои признанья грубы,

Ведь они под стать моей судьбе.

У меня пересыхают губы

От одной лишь мысли о тебе»…

Карина пела с лёгкой улыбкой, глядя мне прямо в глаза.

У меня губы пересохли, и готово было остановиться сердце…

Вам пели женщины такие песни?

Говорили ли они вам хорошие слова?…

Гостиница в Екатеринбурге.

Вечер. В ресторане с сослуживцами водка, разговоры. Разговоры были, а водка – нет. Я не пил. У нас с Кариной совпали командировки. Я попросил у неё разрешения заглянуть в номер, когда гостиница уснёт.

Было за полночь. Я прошёл по коридору, вот нужная дверь. Толкнул – она подалась. В комнате темно. Запер за собой на ключ. Уснула? Из окна полусвет, можно сориентироваться. Вот кровать. Привстал на колени, прислушался. Просунул руку под простыню. И рука сказала, что тут лежит моя голая женщина. Ждёт. Не спит…

Сколько поцелуев случилось за эту ночь!

Теперь, когда я хочу уснуть и у меня не получается, я начинаю считать поцелуи, которые у нас были в ту ночь. Один… Десять… Много… Сплю…

Срок моего пребывания на компрессорной подошёл к концу. Уезжать… Да, надо уезжать…

Как быть с моим счастьем?

Счастье – такая категория… оно не просто кончается, оно должно заканчиваться неизбежно.

В конце концов – не могла же продолжаться вечно эта любовь втроём!

У Кариночки было ко мне, конечно, сильное чувство. Искреннее, настоящее. Но никакое постороннее чувство у нормальной женщины не перевесит чашки весов, на которой муж, дети…

Пусть даже этот муж чувырло самое последнее…

Так что варианты с уходом от чувырла даже не рассматривались.

И я уехал в Екатеринбург.

Было ощущение, что ненадолго, не насовсем. Такая любовь, такие отношения! Ну, денёк-другой – ещё увидимся, ещё заживём.

И в голове всё-таки не укладывалось, что так при чувырле своей Карина до конца дней и готова век коротать.

И прошёл год, а за ним другой.

Я уже заочно учился в институте. Меня на работе, в нашем «Уралтрансгазе», авансом повысили в звании. И послали в командировку на ту самую компрессорную, где прошли лучшие дни и ночи моей жизни.

Сразу воспоминания, целая буря чувств. Ехать в поезде всего ночь. Конечно, не спал. Почему-то представлялось, что приезжаю – а там, чуть ли не на перроне – Кариночка моя с цветами, с распростёртыми объятиями. Хотя и не звонил я ей, ни о чём не предупреждал. Мы вообще расстались, как будто обрубили концы. Два года прошло – я ничего о Карине не знал.

Ну, вот такие мы, мужики. То любовь до беспамятства, до гроба, а с глаз долой – и уже чужие мини-юбки манят своими макси-перспективами.

Я, естественно, всё это время не монашествовал, но уголочек в сердце со святыми воспоминаниями от всяких посторонних вмешательств оставался наглухо закрытым.

В посёлке компрессорной поселили меня в ведомственной квартирке-гостинице. Эмилия Павловна, администратор, дала ключи, объяснила, как пользоваться электрочайником. Мы были с ней довольно близко знакомы раньше, поэтому я решился расспросить её о семье Гальциных.

Эмилия Павловна, не моргнув глазом, и ничуть не изменившись настроением лица, с готовностью рассказала, что там всё хорошо.

Сами Радмил Борисович пить бросили. Но – не сами. Их, то ли закодировали, то ли вшили им «торпеду». А, может, и то и другое вместе. И наладилась у них во всём семейная жизнь. Старшенький из детей окончил школу, дочка Альмира перешла в девятый класс.

Хор самодеятельности нашей компрессорной первое место занял на конкурсе. Карине Владимировне грамоту дали. – Телефончик? Да, где-то есть. Вот… Восемь, девять…

Я весь вечер ходил и по комнате. Как-то всё неожиданно, всё немножко… не так… Каринка…

И не решался звонить. Два года – это может быть и только вчера и – пропасть, вечность…

Что могу сказать?…

Только к обеду следующего дня решился набрать номер.

Ничего страшного. Знакомый голос ответил сразу.

Поздоровались.

– Как дела?

– Ничего, нормально.

Узнала сразу.

Но звонок почему-то оборвался.

Я стал набирать снова. Я столько хотел сказать… Мне так много хотелось ей сказать!.. Что она, это она – самая лучшая!.. Что я всё время, всё время думал о ней, что нам обязательно нужно быть вместе!.. Муж? Да, конечно… Браки на небесах… Но кто сказал, что на небесах – только с одним. И, если штамп в паспорте, то на небесах? А, если такое, как у нас… то… что это?…

И мы тоже – на небесах!.. И ты, ты – моя жена!..

Нет…

Сколько я ни набирал, сколько ни пытался дозвониться, абонент оказывался вне зоны доступа.

В ноябре месяце прошлого года я видел, как с черного неба падали хрупкие кристаллики воды и разбивались о землю насмерть. Всю зиму мы топчем останки небесных творений… Ну, зима – это потом. Вначале было лето…

Вначале было лето, И много солнца возле синего моря. Галька, куски бетона, фантастическая зелень и немилосердная вонь субтропиков. Я купался с посторонней мне женщиной, которая от мужа и двоих детей уехала в отпуск к синему морю.

Я не уехал ни от кого. У меня не было своей семьи. Всё как-то не сходилось, не получалось, а теперь уже и привыклось.

На море без женщины никак нельзя. Женщина очень как-то скрашивает бездельный образ жизни, осмысливает его. Куда бы с ней ни пошёл, чем бы ни занялся, время пролетает удивительно быстро и с толком, которого невозможно объяснить.

На море у меня была женщина. Жила по соседству в курятнике. А я в свинарнике. Платили по 40 копеек в час за койко-место. Вместе купались, ходили в кино, столовую. Почему не предохраняешься? – спрашивал я. – А вдруг девочка или мальчик? Тощая, как. жертва режима. Цены бы не сложили где-нибудь в Англии. А у нас – ничего. Без фурора. К пухленьким как-то больше. Вся страна припухла от уверенности в завтрашний день.

По гальке ходить полезно. Даже по горячей. Особенно по горячей. Соль в суставах растапливается. А с сахаром мы уже покончили. Хватит народ травить. Вон – апельсин сладкий, виноград сладкий. И – никакого вреда.