Карта времени - Феликс Х. Пальма

— Прелестное создание, не правда ли? — раздался за спиной голос Чарльза.

Эндрю вздрогнул. Погруженный в созерцание, он не слышал, как подошел кузен. Чарльз как ни в чем не бывало направился к сервировочной тележке с напитками. Незнакомка с портрета породила в душе Харрингтона целую палитру чувств: восхищение, нежность, желание защитить и непрошеный укол совести, вроде того, что он испытывал при виде маленьких котят.

— Это мой подарок отцу на день рождения, — сообщил Чарльз, наливая бренди. — Он здесь всего пару дней висит.

— Кто она? — спросил Эндрю. — Я ни разу не встречал ее на приемах ни у леди Холланд, ни у лорда Броутона.

— На приемах? — усмехнулся Чарльз. — А автор-то, похоже, не так уж плох. Тебя он тоже обманул.

— Ты о чем? — поинтересовался Эндрю, принимая из рук кузена бокал.

— Думаешь, я подарил отцу эту мазню из-за ее художественных достоинств? Или ты, брат, и впрямь считаешь, что мне могла понравиться столь бездарная пачкотня? Посмотри хорошенько. Видишь эти грубые мазки? Ни капли таланта. Автор — всего лишь прилежный ученик Эдгара Дега. Но там, где у парижанина изящество и легкость, здесь унылое подражательство и ничего больше.

Эндрю не разбирался в искусстве настолько, чтобы на равных спорить с братом, но ему очень хотелось узнать имя модели, и потому он поспешил согласиться с убийственными суждениями кузена, присовокупив от себя, что горе-художнику, по правде говоря, стоило бы посвятить себя ремонту велосипедов. Чарльз, чрезвычайно довольный возможностью продемонстрировать художественный вкус, с улыбкой заключил:

— Нет, я подарил отцу этот портрет совсем по другой причине.

Залпом осушив свой бокал, он снова уставился на картину, склонив голову набок.

— По какой причине, Чарльз? — нетерпеливо спросил Эндрю.

— Мне чертовски приятно знать, что мой папаша, который так презирает бедняков и считает их низшими созданиями, повесил у себя в библиотеке портрет дешевой проститутки.

Эндрю был потрясен.

— Проститутки? — с трудом выговорил он.

— Да, брат. — По лицу Чарльза расплылась довольная улыбка. — Но она не куртизанка из роскошного дома свиданий на Рассел-сквер и даже не из тех, чьи товарки прогуливаются от Винсент-стрит до парка, а бесстыдная, грязная проститутка из Уайтчепела, жалкое создание, продающее свое тело за жалкие медяки.

Эндрю понадобился добрый глоток виски, чтобы переварить слова кузена. Признание Чарльза не только удивило его, как удивило бы любого, кто видел портрет, но и невесть почему раздосадовало. Он перевел взгляд на картину, стараясь понять причину своего разочарования. Прелестная нимфа оказалась вульгарной шлюхой. Теперь было ясно, откуда у нее такой жгучий, печальный взгляд, который мастерски сумел передать художник. Однако у охватившей Эндрю горечи были совсем другие мотивы, сугубо эгоистические: эта девушка не принадлежала к его миру, а значит, им не суждено было встретиться.

— Этот портрет отыскал Брюс Дрисколл, — рассказывал Чарльз, готовя две новые порции бренди. — Ты ведь помнишь Брюса?

Эндрю кивнул без особого энтузиазма. Брюс был приятелем его кузена, от скуки и обилия лишних денег занявшийся коллекционированием живописи, он никогда не упускал момента блеснуть эрудицией в этом предмете и подчеркнуть невежество собеседника.

— Ты же знаешь, наш Брюс обожает все этакое, — продолжал Чарльз. — С автором он познакомился во время очередной вылазки на блошиный рынок. Некий Уолтер Сикерт,[4]один из основателей Нового английского художественного клуба. Обладатель студии на Кливленд-стрит имеет забавную прихоть изображать проституток из Ист-Энда в виде светских дам. В общем, я к нему наведался и прикупил одну из его работ.

— Он тебе о ней что-нибудь рассказал? — спросил Эндрю, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более небрежно.

— Об этой девке? Только имя назвал. Мэри Жанетт, кажется.

Мэри Жанетт, повторил про себя Эндрю. Имя показалось ему изящным, словно черная шляпка.

— Проститутка из Уайтчепела, — проговорил он, все еще не в силах справиться с изумлением.

— Ну да, проститутка из Уайтчепела. И папаша повесил ее в своей библиотеке! — воскликнул Чарльз, вскинув руки в театральном жесте, означающем торжество. — Просто гениально, не правда ли?

Тут Чарльз Уинслоу взял двоюродного брата за плечо и потащил в гостиную, на ходу сменив тему разговора. Эндрю изо всех сил старался не выдать волнения, но во время обсуждения плана покорения обворожительных сестричек Келлер мысли его то и дело возвращались к девушке с портрета.

Всю ночь Эндрю ворочался в постели, тщетно призывая сон. Где сейчас женщина с портрета? Что она делает? На четвертый или пятый раз он начал обращаться к незнакомке по имени, словно она была рядом, в его спальне. Но окончательно ясно, что молодой Харрингтон серьезно болен, стало, когда он принялся завидовать простолюдинам, способным за сущие гроши обладать тем, о чем наследник баснословного состояния не может даже мечтать. Хотя почему, собственно говоря? При счастливом стечении обстоятельств ему под силу заполучить ее, по крайней мере ее тело, навсегда. Но сначала девушку предстояло отыскать. Эндрю никогда не бывал в Уайтчепеле, но был, разумеется, наслышан об этом не больно респектабельном лондонском районе, явно не предназначенном для людей его класса. Туда совершенно точно не стоило соваться одному, но на Чарльза рассчитывать не приходилось. Кузен предпочитал низменным усладам утонченный флирт с сестричками Келлер и шелковые простыни в роскошных борделях Вест-Энда. Возможно, он и сумел бы понять брата или согласился бы отправиться с ним за компанию, если бы Эндрю объяснил происходящее с ним блажью, экзотическим капризом молодого богача. А разве это не так? Как можно понять, любишь ли в действительности женщину, не заключив ее в объятия? И все же как ее найти? Три бессонные ночи — и Эндрю Харрингтон выработал стратегию поисков.

Вот как вышло, что в тот день, когда Хрустальный дворец в Сайденхеме открыл для посетителей свои стеклянно-железные недра — последнее достижение технической мысли и гордость империи, — предлагая всем желающим насладиться декламацией в сопровождении органа, детским балетом, выступлениями чревовещателей и пикником в чудесном парке в компании динозавров, игуанодонов и мегатериев, собранных воедино из найденных во время раскопок в Сассекс-Вилд костей, а Музей мадам Тюссо завлекал публику на ночные экскурсии в комнату ужасов, где, помимо целой армии безумцев, отравителей и убийц, во все времена терзавших Англию, можно было видеть действующую модель гильотины с обезглавленной Марией Антуанеттой, Эндрю Харрингтон, совершенно равнодушный к охватившей город праздничной суете, примерял перед зеркалом одолженное у слуги платье. Натянув видавшие виды штаны и потертый пиджак и спрятав золотые кудри под нахлобученной до бровей шапкой, он заговорщически подмигнул собственному отражению. В таком наряде его легко можно было принять за парня из Ист-Энда, какого-нибудь сапожника или цирюльника. Эндрю остался доволен собственным видом и приказал Гарольду немедля отвезти его в Уайтчепел. Но перед отъездом потребовал у изумленного кучера хранить молчание. О позднем визите в худший квартал Лондона никто не должен был знать: ни отец, ни миссис Харрингтон, ни брат Энтони, ни даже кузен Чарльз. Никто.