Воздушный замок Нострадамуса - Антон Леонтьев

– Дорогая, ты же видишь, что я все еще жива, – ответила по-русски бабушка.

Княгиня Елизавета Георгиевна Ноготкофф-Оболенская возлежала на широкой кровати, застеленной бельем нежно-абрикосового цвета. В палате попискивали приборы, Софья увидела капельницу, и сердце у нее защемило.

– Кто-то из твоей прислуги позвонил в музей и сообщил, что... – произнесла Софья.

Бабушка властно заметила:

– Они, как обычно, склонны к паникерству! Им не следовало отрывать тебя от работы! Как прошел твой разговор с Эстеллой? Надеюсь, ты получила место заместителя куратора выставки?

Софья давно привыкла к тому, что бабушка всегда в курсе последних событий. По причине слабого здоровья – старушке было за восемьдесят – она редко покидала виллу, расположенную у самого моря, ее опекал целый штат верных горничных, компаньонок, дворецких и секретарш. Елизавета Георгиевна обладала потрясающей способностью знать то, что произошло совсем недавно или только должно было произойти.

Сходство между бабушкой и внучкой было потрясающим: все, кто видел двух представительниц княжеского рода Ноготковых-Оболенских, отмечали это. Несмотря на разницу в пятьдесят с лишним лет, у княгини-бабушки, как и у ее внучки, были пронзительные синие глаза, нежная розовая кожа, покрытая, правда, тонкими лучиками морщин, пушистые волосы – давно седые, в отличие от каштановых локонов Софьи. Елизавета же Георгиевна находила, что ее внучка – вылитая копия своей прабабки, посему и настояла на том, чтобы малышку назвали в честь нее – Софьей.

Софья склонилась над кроватью и поцеловала бабушку в щеку. Даже в больнице старая княгиня выглядела, как будто собралась на прием к великим князьям: на лицо был наложен макияж, в воздухе витал тонкий аромат жасмина.

– Профессор сказал, что повода для беспокойства нет, – заметила Софья. – Однако он уверен, что тебе стоит вести несколько более спокойный образ жизни.

– Ох, уж мне эти профессора! – ответила с легкой улыбкой старая княгиня. – Если бы я внимала всему тому, что говорят медики, то давно оказалась бы на кладбище.

– Бабушка! – шокированно воскликнула Софья.

Елизавета Георгиевна энергично кивнула головой и продолжила:

– Я уверена, что если человек смирится со своими болячками, уверится в том, что является пленником многочисленных недугов, то и в самом деле окажется в лапах таких умников, как профессор д’Атарье. Он любого до смерти залечит!

– Однако профессор – ведущий специалист по кардиологии, – вставила Софья.

– О, дорогая, я и не пытаюсь подвергнуть сомнению его блестящую репутацию, но, как и многие врачи, он склонен к пессимизму! – возразила бабушка.

Софья не стала противоречить: бабушка не терпела, чтобы кто-нибудь оспаривал ее мнение. Профессор сказал Софье, что старой княгине придется задержаться в больнице на несколько дней, лучше всего на неделю. Однако как сообщить об этом бабушке? Несмотря на то что она редко покидала виллу (разве что для встречи с великой княгиней Беатриссой: чаепитие и обмен последними великосветскими сплетнями), бабушка была весьма активной и занятой особой – вела обширную переписку, ежедневно занималась йогой, упражнялась в живописи и в течение последних двух лет работала над мемуарами.

Елизавета Георгиевна появилась на свет в декабре 1898 года в орловском имении своих родителей – графа и графини Кольдебарских. Она была младшей дочерью, самой любимой и посему до крайности избалованной. Разница между старшими и младшими отпрысками графской фамилии была больше двадцати лет. Лизонька, которую родители считали даром небес и ангелочком, воспитывалась в исключительной вседозволенности, окруженная материальным изобилием и домочадцами, которые никогда не употребляли слова «нет» касательно ее желаний, а по большей части капризов.

Родители строили радужные планы, желая выдать Лизоньку за представителя старинного и непременно богатого рода. Сами Кольдебарские вели свой род от одного из фаворитов несчастного императора Павла: государь пожаловал графский титул мелкопоместному дворянчику, которого сделал генеральным прокурором. Впрочем, фортуна оказалась переменчива, и новоиспеченный граф, получивший из рук царя орден Святой Анны и щедро наделенный десятью тысячами крепостных и угодьями, впал в немилость: Кольдебарский, верный служака, аки пес охранявший покой монарха, не доверял некоторым людям из окружения Павла. Подозревая, что кое-кто из них замыслил недоброе, и услышав шепоток в салонах Петербурга о том, что император вскоре по причине слабого здоровья передаст трон старшему сыну Александру, а сам затворится в Гатчинском дворце, Кольдебарский немедленно доложил об этом своему покровителю. Тот, потрясенный подобной новостью, поблагодарил графа и заявил, что никогда не забудет услуги, оказанной ему. Успокоенный Кольдебарский удалился, а той же ночью к нему заявился гонец, передавший приказ Павла: графу и всей его семье надлежало в одночасье отправиться в сибирскую ссылку, а все их богатства подлежали конфискации. Кто-то из могущественных заговорщиков, среди которых был и родной сын Павла, сумел убедить отличавшегося резкими перепадами характера самодержца в смехотворности обвинений, мол, Кольдебарский, желая возвыситься, намеренно очерняет «верных слуг государя». Только за Уралом графа настигла трагическая новость – Павел, как возвещал манифест, скончался от апоплексического удара (табакеркой в висок, как добавляли знающие люди), и на трон взошел его юный сын. Графу было дозволено вернуться в столицу, ему были возвращены прежние богатства, однако Александр не мог забыть того, что граф до последнего оставался верен покойному императору, поэтому, наградив его за службу своему родителю, молодой самодержец быстренько спровадил Кольдебарского в орловское имение.

Так вот, внук того самого Кольдебарского, отец Елизаветы Георгиевны, лелеял планы выдать дочь замуж за представителя древнего рода – в его глазах это послужило бы легитимизацией собственного происхождения.

У Лизоньки не было отбоя от кавалеров, в основном, правда, безродных и бедных бездельников, которые были не прочь заполучить в жены молодую графиню, а вместе с ней – приличное приданое. И Елизавета Георгиевна, отличавшаяся строптивым характером, остановила свой выбор на одном из них – князе Николае Ноготкове-Оболенском. Его род был чрезвычайно древним, оспорить этого никто бы не посмел, но уже в течение весьма долгого времени совершенно безденежным.

Родителям пришлось смириться с выбором младшей дочери, и в 1915 году графиня Елизавета Кольдебарская сочеталась узами брака с князем Ноготковым-Оболенским. Муж через три дня после венчания отправился в Галицию, а княгиня осталась в Петрограде: девять месяцев спустя она разродилась сыном Николаем и дочерью Татьяной. В начале 1917 года у супругов родилась еще одна дочь – Анна, а в конце того же года еще один сын – Павел.

Весть о том, что ее муж пропал без вести на Западной Украине, застигла княгиню в канун Нового года. Она никак не могла поверить, что быстротечное семейное счастье на этом завершилось. Елизавета Георгиевна долго отказывалась следовать примеру своих братьев и сестер, которые покинули Петроград и перебрались на юг, но тем удалось убедить строптивицу, что она должна озаботиться будущим малышей.