Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

– Но если это не Марат, если тебя ослепляют местные – что им скрывать?

– А! Теперь ты задаешь правильные вопросы. Я знала, что из тебя выйдет отличный шпион, Том. Есть еще одна вещь, которую вам следует знать. Колизеем управляет Клуб, членом которого, как ты помнишь, является герцог Вильгельм. Так что твое расследование, вероятно, вынудит тебя с ним пересечься. Но ты сделаешь все возможное, чтобы избежать этой встречи.

– Для такого большого места Башня иногда кажется ужасно маленькой, – сказал Сенлин с кислой улыбкой.

– «Маленькой», – говорит он. Маленькой! – Палочка, которую Сфинкс сжимала, начала плеваться и искриться, как молодая ветка в огне. – Если угодно, я могу отправить тебя в удел Тейн, где сотня винтовок исчезла из запертой оружейной комнаты. Или в удел Яфет, где недавно обрушилась улица, очевидно, по причине туннеля, который рыли в неположенном месте. Или в Баннер-Вик, где за последний месяц сгорели две библиотеки. Верфи в Морике неоднократно подвергались саботажу. Может быть, мне послать тебя туда? – Ее голос поднялся до крика. – Я решила отправить тебя в Пелфию, потому что у нас там общие интересы. Но мое милосердие и судьба – разные вещи. А верить в то, что Башня маленькая, может только маленький человек.

Искренне принимая выговор, Сенлин поднял руки в знак капитуляции.

– Прости. Это были легкомысленные слова.

Извинение успокоило старуху. Яркая искра исчезла с кончика ее палочки. Она вытащила что-то похожее на маленький шарик изнутри перчатки. Она протянула медный катышек Сенлину, который с ужасом увидел, как тот отрастил восемь ножек и описал круг по ее раскрытой ладони. Сфинкс поцокала языком, покачала головой и постучала по механическому арахниду пальцем. Паук снова свернулся клубочком.

– Проглоти это.

– Ты же не серьезно, – сказал Сенлин.

Сфинкс указала на Волету, чей рот уже приоткрылся.

– Юная леди, если скажете хоть слово, то сами съедите его. Послушай, Томас, это совершенно безвредно. Он поможет нам найти тебя, если потеряешься. Считай, что это страховочный трос, как у воздухоплавателей. – Сфинкс снова протянула ему свернувшегося клубочком паука. – Или, если предпочитаешь, я попрошу Фердинанда помочь с введением его внутрь?

Сенлин взял «пилюлю», положил на язык и проглотил с легкой дрожью.

– Вот и славно. Это ведь не так уж и плохо, правда? – Она взяла с подноса кожаный бумажник и протянула ему. Открыв, Сенлин обнаружил толстую пачку двадцатиминных банкнот. – Будешь представляться боскопским туристом, бухгалтером по имени Сирил Пинфилд.

– Сирил! – Волета рассмеялась.

– Нам придется поработать и над твоим смехом, – заметил Байрон.

– Подлинные? – спросил Сенлин.

– Конечно подлинные. Они понадобятся для ночлега, еды и взяток. Если обнаружишь, что у тебя кончаются деньги, дай знать Байрону. Мы всегда можем напечатать больше.

– Подлинные! – с усмешкой повторил Сенлин.

– Тебя ищет множество людей, но очень немногие могут узнать с первого взгляда. Не броди где попало. Держись Колизея и своей комнаты.

Сенлин кивнул и сунул бумажник во внутренний карман.

– А что будет делать капитан Уинтерс, пока я на задании?

– Доставит Волету и Ирен, а затем заберет копию «Внучки Зодчего», принадлежащую уделу. Я хочу вернуть картину до того, как Люк Марат доберется до нее. Если, конечно, он этого еще не сделал. А теперь, как только будешь готов, Байрон отведет тебя в конюшню, и ты отправишься в путь.

– Конюшня? Подожди, я должен уехать сегодня вечером?

– Как можно скорее.

Сенлин пригладил седеющие виски:

– Значит, надо попрощаться.

– Нет времени. Я тебе гарантирую, что Марат не позволяет чувствам замедлить его хоть на секунду. Кроме того, вы все скоро снова увидите друг друга.

– Но чем может навредить прощание с…

Сфинкс перебила его, продемонстрировав в улыбке зубы из драгоценных камней.

– Ты уже достаточно насмотрелся на Эдит Уинтерс – верно, Том?

Сенлин, внезапно почувствовав себя прозрачным, закрыл рот.

Персонал пелфийского отеля «Бон Ройял» счел гостя из номера триста пятьдесят шесть типом с причудами.

Приехав три дня назад, он сразу же запросил десятки газет – старых газет, – которые пришлось добывать из архива «Ежедневной грезы» за определенную плату. Впрочем, гость выплатил без малейших колебаний гонорар архивариусу и чаевые носильщику, вынужденному пробежать трусцой полмили до редакции.

Еще более странным показалось, что постоялец из номера триста пятьдесят шесть никуда не пошел, кроме как на полуденные бои в Колизее, – и даже туда отправился в мрачном настроении, словно горничная, собравшаяся чистить засорившийся слив. Гость вернулся в гостиницу, как только закончились первые сражения, кивнул консьержу и поднялся к себе. Он не пил аперитива в баре, не участвовал в вечернем пении, не играл в карты в гостиной с другими туристами. Он убежал в свою комнату и покинул ее только на следующее утро. Персонал не мог не удивляться тому, чем долговязый отшельник занимался весь день и всю ночь. Уборщицы, которые обычно весьма хорошо разгадывали тайны, сообщили, что, кроме стопок газет, в его комнате не было никаких загадок. В мусорном ведре не нашлось пустых бутылок из-под джина, под матрасом – похабных рукописей, на ковре – приколотых карт сокровищ или пятен крови. Но больше всего в постояльце из номера триста пятьдесят шесть их озадачило то, что у него, по-видимому, было только три сюртука, одинакового унылого оттенка серого.

Все дамы сошлись на том, что он некрасив. Черты его лица были слишком суровы, а конечности слишком длинны, чтобы гостя можно было назвать красивым. Но что-то в его манере держаться все-таки привлекало – возможно, только потому, что она была очень необычной для пелфийских мужчин. Он никогда не возился с волосами и не прихорашивался на людях, никогда не принимал позы в дверях или у подножия лестницы, блокируя движение только для того, чтобы привлечь внимание. Нет, долговязый постоялец был вежлив со всеми, ни к кому не проявлял интереса и давал чаевые, как человек, которого ведут на виселицу.

Персонал отеля не мог не сердиться из-за того, что постоялец не попробовал ни один пелфийский кулинарный изыск. Кольцевой удел славился пекарнями и кафе – швейцары и лифтеры неоднократно и без повода обращали внимание постояльца на этот факт. Не проявил он интереса и к богатой культуре Пелфии. Насколько можно было судить, гость не посетил ни одного торжества, концерта, спектакля или бурлеска. Он обедал у себя в номере, читал старые газеты и ходил на полуденные бои.