Сайз новогодний. Мандариновый магнат - Инга Максимовская

— Ну вот мы и дома, дорогая, — хмыкнул, свалив меня на огромный диван. Вовка скинул курточку прямо на пол, и подбежал ко мне.

Счастье, когда тебя обнимают детские руки. Он доверчиво прижался ко мне, и прошептал «Я так тебя ждал. Люблю, прелюблю. Ты же больше никогда меня не оставишь? Нас с папой. Ему тоже плохо без тебя. Я знаю. Он не говорит, но ночью сидит в кабинете допоздна и пьет взрослый сок»

Что же мы натворили?

— Иди переоденься, малыш, — взъерошив волосы на белобрысой детской головке, сказала я, протолкнув внутрь противный колючий ком выросший в горле. Посмотрела вслед, бросившемуся исполнять мою просьбу Вовке и начала подниматься с дивана. Лучше вот так. Сразу. Не дарить ложных надежд.

— Соскакиваешь? — насмешливый голос разорвал пространство. — Правильно. Значит не так тебе нужно то, ради чего ты приехала в чужой дом, к незнакомому мужику. Значит твое желание не заветное, детка.

— Да пошел ты, — выплюнула я. В глазах полетели искры от боли, от злости, от незнания как поступить.

— О, мы уже на ты? Мы же не пили брудершафт, курица? Или ты пересмотрела свои дурацкие принципы?

Глеб Снежин

Она чертовски права. Дьявольская ведьма, смотрит на меня глазами цвета снежного неба, сжав маленькие кулачки. Наверное она бы растерзала меня, будь чуть смелее. Растерзала за то, что я хочу сделать счастливым маленького сына. Или за то, что сделаю его абсолютно несчастным, повинуясь какому — то своему темному желанию хоть на миг почувствовать праздник жизни.

— Купить любовь нельзя, и мать ребенку тоже, — кривит идеальные губы «подарок небес». И ведь говорит чистую правду, но мне почему — то хочется ее схватить за острые плечи, затянутые в идиотский свитер украшенный смешным красноносым оленем, и хорошенько встряхнуть. — И вернуть прошлое, тоже невозможно. Я знаю, поверь. Да и не нужно это. Дурацкие воспоминания только ранят. А это ребенок. Ты сделаешь ему страшно больно. Да услышь же меня, — уже кричит она.

— Это не твоя печаль, — с трудом выдавливаю я, не желая признавать абсолютную правоту этой мартышки в помпончатой шапке. — Ты, кстати, так и не озвучила свое желание. Машина? Квартира? Что ты хочешь?

— Ребенка, — спокойствию в ее голосе мог бы позавидовать ледяной царь из дурацкого Вовкиного мультика. — Мне нужен только донор. Процедура ЭКО назначена на первое февраля. У тебя есть сын, он красивый, здоровый и умный. Генетический материал твой мне подходит. Лучше не найду все равно. Но, теперь я сомневаюсь, что мне нужны живчики сумасшедшего кабана, играющего чувствами своего сына.

— А что так мелко, куколка? Ребенок? Всего-то? Почему ты сразу не потребовала переписать на тебя мое состояние? — мне не смешно. Девка явно с придурью или просто чертовски наглая. Но этот нос ее покрасневший от злости… Мать ее за ногу. — Тебя осмотрит врач и можешь валить на все четыре стороны. С сыном я как-нибудь разберусь. Скажу, что тебя унес Крампус, за то что ты была плохой девочкой. Очень плохой.

— Да, так будет лучше, — словно про себя шепчет она, вдруг сдувшись и растеряв свое нахальство. И звезды в осколках неба меркнут, от чего становится страшно и щемяще тоскливо. — Прости. Я не хотела. Мы бы бумаги все подписали у юристов, что я претендовать не стану ни на что, и все такое. Я просто… Прости. Отчаяние страшная штука. И Вовка не заслужил лжи. Он чудесный у тебя. Я уйду. Такси вызови мне, пожалуйста. Ой. А деньги все были в сумочке. Оплатишь? Я верну, честно. День сегодня просто такой…

— Я прикажу прислуге принести тебе халат и тапочки из гостевой.

— Это значит…?

— Это ничего не значит, — ухмыляюсь я, стараясь не смотреть в растерянное лицо авантюристки. Хотя. Для мошенницы она слишком уж простодыра.

Черт, ну зачем? Пусть валит. Исчезнет из наших с сыном жизней и все станет прозрачно и ясно. Я думаю так, но делаю и говорю совсем иначе. И жалось щемящая в моей замороженной душе, как нечто иноземное, но очень теплое и чужеродное.

И вздрагиваю неподдельно, когда маленький вихрь врывается и разряжает повисшее в комнате напряжение. В ручонке Вовки маленькая коробочка, перевязанная смешным пластырем, разрисованным мультяшными псами.

— Я сказал горничной, что ты вернулась и велел подготовить твою спальню, — радостно прошептал малыш, устраиваясь на коленях посторонней девки. — И принес подарок. Открой.

Лицо гостьи становится растерянным, почти детским. Ее пальцы дрожат, а в глазах танцуют слезинки. А я слепну от того, что эта наглая баба будет спать в комнате, в которую уже шесть лет не заходил никто. "Чертоги синей бороды" — так ее называет прислуга. Нет, они не правы. Это царство снежной королевы. Вовку надо бы наказать за самовольство. Но он так рад, и скачет, как щенок вокруг дурехи, желание которой я не исполню. Но ей то об этом знать совсем не следует. Всему свое время.

— Я согласен, — окончательно безумею я, напарываясь на испуганный взгляд распахнутых от удивления очей, как на финку грабителя. И бабочки ресниц ее дрожат. — Три дня. Ни каких правил. Ты наша. И мы подпишем все бумаги.

— Ты все таки ужасный придурок, — ее губы трогает улыбка. Вовик смотрит на нас с хитрой улыбкой, в которой столько счастья, сколько я наверное никогда не видел в этом холодном доме, вдруг ставшим радостным и праздничным.

— Ура, папа и мама снова влюблены. Вы такие у меня красивые, прямо принц с принцессой, — закричал Вовка, — пап, иди сюда. Давайте обнимемся все вместе. Как настоящая семья. Я видел, в кино так все делают. А еще, потом папа целует маму. Ну чего вы встали? Целуйтесь.

Ее губы легко касаются моих. В голове звенят рождественские колокола. И щеки ее пунцовеют, как ягоды рябины на снегу.

— А теперь подарок. Мам, ну разверни. Я старался. Папа сказал, что это слеза снежного ангела, — суетится Вовка, и сам вытаскивает из коробочки кулон в форме капли на длинной платиновой цепочке. — Он не успел тебе подарить тогда… Ну, когда…

— Когда ты разбилась насмерть, — выплевываю я, не в силах больше сдерживать рвущуюся из груди ярость смешанную с тоскливым бессилием. Ее улыбка меркнет, и Вовка испуганно жмется к своей новой игрушке. Не ко мне — к ней. Искры волшебства в глазах сына стоят моей души и обманутых надежд этой дурехе. Денег, что я ей дам хватит на донора. Да. Так и поступлю.

Алиса Нежина

— Один, два, три, четыре, — голос мальчика звенит в тон с курантами. Бумажка с желанием написана и я поджигаю ее об стоящую рядом с моим прибором свечу. Пять, шесть, семь. Пусть сбудется то, что я загадала. Восемь, девять, десять, — пепел осыпается в бокал с шампанским. Выпить одним глотком. Господи, что я творю. Мне нельзя же. Это вредно. Я планирую стать мамой, а значит…

— Одиннадцать, двенадцать, ура!!! — с треском разгорается бенгальская свеча.