Почему коровы не летают? - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вполне возможно, за Пелагеей Петровной наблюдают. И если увидят дядю Васю, то заподозрят, что в дело вмешалась милиция. Хоть он сейчас и не похож на мента, но мужчина всегда подозрителен. Я в том смысле, что Пелагея Петровна — старая дева, и если вдруг появится возле нее личность мужского пола, весь дом от любопытства умрет. Людям-то ведь до всего есть дело…
Короче, мы решили, что с Пелагеей пойду я. Она всем встречным представит меня как свою троюродную племянницу. Живу я в деревне Подлипки Новгородской области. Или, наоборот, в поселке Елкино Псковской области. В конце концов, это совершенно неважно, а важно прикинуться мне такой дурой, с которой милицию и частных детективов никак не свяжут.
Сказано — сделано! Я мигом смоталась домой и переоделась, оставила Бонни на попечение дяди Васи, и мы пошли с Пелагеей под ручку, мило беседуя. В другой руке у меня была клетчатая сумка «Мечта оккупанта», набитая старыми газетами. Это чтобы всякий видел, что человек с дороги.
Подъезд тоже ничем не потряс — обычная железная дверь кирпичного цвета, домофон как у всех. Однако сбоку, возле почтовых ящиков, была отгорожена стеклянная будочка, где находилась консьержка — толстая тетка с сонными глазами. При виде нас она слегка оживилась и высунулась из окошка.
— Родственницу в гости пригласили, Пелагея Петровна? — приторным голосом спросила она.
— Племянница моя, из Великих Лук, — ответила Пелагея, — вот приехала погостить ненадолго…
— Ага… — протянула консьержка.
Очень выразительное было это «ага». Тебя саму, говорила тетка этим «ага», взяли в дом из милости, поселили на всем готовом, денег оставили, продуктов полный холодильник набили. Сидела бы тихо и благодарила, а ты еще и эту дуру притащила, на готовенькое-то! Понаехали!
— Здрассти! — гаркнула я.
Тетка скривилась и захлопнула окошко, а мы поехали на лифте на восьмой этаж.
Я вошла в квартиру и, как учил дядя Вася, внимательно огляделась. Первое впечатление не самое верное, говорил он, но все же не следует им пренебрегать. То есть если подходить к делу серьезно, то следует начать с входной двери. Но в этой двери не было ничего интересного — обычная железная дверь, как у всех. Кстати, довольно потертая, не вчера установленная.
— Ноги, пожалуйста, вытирайте! — строго сказала Пелагея Петровна в прихожей.
Я пошаркала ногами по здорово вытертому плетеному коврику. В прихожей были вешалка, галошница, столик с телефоном и стул с продавленным сиденьем.
— Тапочки возьмите! — Пелагея протянула мне разношенные безразмерные тапки.
Ненавижу обувать чужие тапки! Дома для гостей держу две пары новых. Или уж пускаю просто так. Сейчас же все-таки лето, грязи особой нету…
Я наклонилась, чтобы расстегнуть босоножки, и заметила, что ножки у столика и стула буквально изгрызены.
— У вас собака? — оживилась я.
— Кажется, была у Сережи такса, она в прошлом году под машину попала… — неуверенно ответила Пелагея Петровна. — Он очень переживал, собачке лет пять всего было…
— Что ж нового щенка не завели?
— Аня хотела, да вот муж ее новый против…
— Она давно замуж вышла?
— Прошлой осенью он к ним переехал, а уж сколько до этого они знакомы, понятия не имею…
За такой приятной беседой мы перемещались по квартире. Свой нос я совала повсюду.
Квартира была трехкомнатной, обычной планировки — спальня, детская и гостиная. Во всех комнатах все было потертое, выцветшее и далеко не новое — мебель, обои, ковры, занавески. Еще не полное запустение, но квартира давно требовала хотя бы косметического ремонта и обновления. Единственным новым предметом в спальне была двуспальная кровать. Ну, понятно.
В детской валялись роликовые коньки, компьютерные диски, коробки от видеоигр, комиксы и какие-то железки. На шкафу стояла модель самолета.
— Пыталась заставить Сережу убрать, но потерпела неудачу, — сказала с порога Пелагея Петровна, — вообще, он очень трудно поддается воспитанию…
Я себе представила, как она стоит над душой у парня и зудит своим скрипучим голосом. Хорошего мало!
— С отцом он отношения поддерживает? — спросила я.
— Насколько я знаю, нет, — Пелагея поджала губы. — Аня с его отцом развелась лет семь назад, как раз когда в эту квартиру они въехали. Он при разводе так и сказал: вот вам квартира со всей обстановкой, а меня оставьте в покое. И уехал в Москву.
— Вот как… — протянула я, — что ж, встречаются такие люди…
Стало быть, думала я, жили мать с сыном небогато. Об этом говорит состояние квартиры. Как семь лет назад ремонт сделали, так с тех пор и не трогали ничего. Уж не знаю, какая там кошка пробежала между этой Аней и ее первым мужем, но все же выбросить из своей жизни собственного сына не каждый сможет. И со вторым муженьком, думаю, Ане тоже не слишком повезло.
Мужик почти год в квартире живет, а вон, карниз в гостиной укрепить не может, занавески провисают, как паруса в штиль. Из мебели купил одну кровать, для себя. Что-то мне подсказывает, долго жить здесь этот новый муж не собирается. Опять же мальчишку на море не взяли, тоже не слишком красивый факт.
Я несколько приуныла, потому что рассказать дяде Васе было совершенно нечего. Ничего я не узнала, придется уходить несолоно хлебавши.
— Чаю не хотите? — спросила Пелагея Петровна.
— Не откажусь, — я согласилась от полной безысходности.
К чаю в этом доме подавались простые сушки и колотый сахар. Ну, в общем-то, я сюда не чаи распивать пришла… Но все же неужели она и мальчишку так кормит?
Я отхлебнула жидкого чаю, и в это время раздался звонок в дверь. Пелагея Петровна вскочила с места так резко, что опрокинула чашку. Мы понеслись к двери одновременно и столкнулись лбами. Я все же успела первая и посмотрела в глазок. На площадке никого не было.
— Кто там? — севшим голосом спросила Пелагея Петровна.
Разумеется, никто не ответил. Она оглянулась на меня и дрожащими руками отперла замки. На коврике лежал листок бумаги в клеточку. Я коршуном бросилась на него и развернула.
— «Если хотите получить ребенка живым положите деньги в оранжавый грузовик и отнесите его на пустырь за гаражами в 19.00», — прочитала я вслух.
Вот именно так и было написано — «оранжавый», и без единой запятой…
Пелагея Петровна схватилась за сердце и осела в прихожей на пол.
— Тихо-тихо, успокойтесь! — я уже протягивала ей стакан с водой. — Пока они не получат денег, с Сережей ничего не случится. Так что там с грузовиком?
Опираясь на мою руку, Пелагея дотащилась до детской и выкопала из-под груды игрушек оранжевый пластмассовый грузовичок. Затем показала мне деньги в конверте, на котором был нарисован заяц, собирающий маргаритки.