Для молодых мужчин в теплое время года - Ирина Борисова

Я заставляла его собирать игрушки - приучала к порядку, учила и тому и другому. Все, что я делала с Федькой, я делала для чего-то: зарядку, чтоб был здоровый, читала, чтоб был интеллектуальный, закрывала в комнате, чтоб слушался.

А он поранился и стал заикаться. И я, словно свалившись с беговой дорожки в заросший бурьяном овраг, шлепнулась в недоумении, обалдело вытаращив глаза. Инерция бега давала себя знать, я кинулась по врачам, чтоб быстренько все выправить и продолжать дальше. Быстренько не получалось, и возникло сомненье, получится ли вообще. И ночь за ночью, месяц за месяцем, год за годом я, как корова жует свою жвачку, думала нескончаемую думу, и рушились все мои идеальные модели.

Я вспоминала штрихи, ранее не замечаемые - Алика, обреченно листающего конспект по электродинамике, и его внезапный вопрос: - Слушай, а что, если бросить все это и рвануть в музыкальное училище? - Лучше в цирковое, поддержала я, и он сразу опустил глаза и замолчал. Я вспоминала, как заперла тогда трехлетнего Федьку, потому что он опрокинул табуретку и не стал поднимать, как он стучал и плакал, а я пошла себе зачем-то на кухню.

Я не любила танцевать с ведущим меня партнером, я любила, когда танцуют по одному, и можно творить, что хочешь. Я натворила, я должна была за все расплатиться сама, а расплачивался малыш, с которым неинтересно стало играть детям. Я натворила, слепая, глухая угнетательница, страшней всего было то, что я не знала, как остановиться, какой сделаться другой.

Я осознала вдруг, что всегда жила, как, мне казалось, надо жить, и хотелось мне всегда того, что, якобы, где-то записано, должно хотеться. И я уже не знала, как можно по-другому, каким своим собственным теперь заполнить выхолощенную оболочку. Я клялась быть хотя бы терпеливой, и никому не мешать, но все ночные клятвы днем забывались, был институт, врачи, спешка, я срывалась, дергала Федьку, потом каялась, жалела его баловала, это было еще хуже. Я шарахнулась в другую сторону, Федька превратился в маленького тирана. И когда я уже не надеялась выкарабкаться, явился Саша, сказал, что все у Федьки пройдет, взялся строить с ним каждый вечер самоходные машины и моторы, и у Федьки, и в правду, потихоньку и незаметно пошло на улучшение.

Мы с Федькой, наверное, просто вышли из цикла. Вечерами мы теперь ждали Сашу. Моя энергия пошла, наконец, в дело - я с радостью занялась программированием - это были не отвлеченно-бездушные институтские науки, здесь еще была и цель - чтобы одобрил Саша. Да и помимо этой корыстной цели мне было интересно работать на машине - простое знание приемов позволяло делать такие разные игрушки - законченные, самостоятельно работающие подпрограммки - это на первых порах, и большие, уходящие из-под контроля программы, запустив которые, я удивлялась - неужели это, такое независимое чудище, началось когда-то с одной, написанной мною строчки.

Я смотрела в окно, как качаются же пооблетевшие кроны берез, как качается противовес нашей антенны. Монотонно качается, трос скрипит, будто кричит какая-то печальная птица. Из-под противовеса выходит Иван Семеныч с огромным грибом в вытянутой руке, он торопливо перепрыгивает канаву, тряхнув кругленьким животом, победительно держа гриб, шествует по буеракам через полянку.

- Вот, Наденька, видишь какое чудо? - улыбается он, входя, протягивая гриб. Гриб, и в правду, колоссальный, старый подосиновик, настоящий монстр.

- Да он, небось, червивый, Иван Семеныч! - пытаюсь я придать голосу энтузиазм.

- Ну и что, что червивый, посмотреть на него, и то ведь интересно, правда, Мариночка? - оборачивается Иван Семеныч к Марине. Марина молчит, не удостаивая, из-за двери, потом с порога вдруг раздражается крик Бенедиктовича: - Где Петров? Где его черти носят? - Семеныч, как всегда, подставляется:

- К Тузову Сашенька ушел, Игорь Бенедиктович...

- К Тузову? - распаляется Бенедиктович. - А утрясать мне? Ким сейчас придет с актом!

- С каким актом, Игорь Бенедиктович? - интересуется Семеныч.

- Ну, вы вообще! - театрально разводит руками Бенедиктович. - Весь объект знает, мои идиоты впервые слышат! По всему объекту ночью работать запрещено - этим придуркам - режим нарушить - плюнуть!

- Вы бы унялись немножко, а? - предлагаю я.

- Я уймусь, - неожиданно спокойно соглашается Бенедиктович. - Я подпишу акт, пусть сообщают в режим.

Бенедиктович плюхается рядом с Семенычем, ищет по карманам папиросы.

- Чего орешь, Бенедиктович? - всовывается в комнату Толька.

- Сейчас Ким придет акт составлять, - с удовлетворением обещает Бенедиктович. - А мне ничего не будет, пусть Петров расписывается, раз самовольно!

- Может, хватит уж ему? - Толька миролюбиво протягивает Бенедиктовичу пачку.

- Пусть имеет, раз дурак! - усмехается Бенедиктович.

- Не трогайте мужа! - вступается за Сашу Марина, одновременно разглядывая в зеркальце нос. - Он-то как раз умный, сами вы дураки!

- Дурак, дурак, - понаблюдав за Мариной, - итожит Бенедиктович. - Умный давно бы вместе с Тузовым сколачивал сундучок.

- Ну, извини, тут я его понимаю, - возражает Толька. - Приемник, и вообще, изобретение, Тузов у него, считай, свистнул? Пока Сашка вкалывал, Андрюха бегал втихаря, пробивал, а мог бы и Сашку спросить: как ты, Саша, если мы с твоим приемником откроем тропический заказ? Может, Сашка бы и раскололся?

- Жди, испортил бы все, - уверенно говорит Бенедиктович. - Андрюха с Сашкой еще с института... Все правильно, пробил, и тогда уже предложил участвовать.

- Еще бы! - фыркает Толька. - Идейный руководитель - Андрюха, и начальник Андрюха. Участвовать! Я бы, вообще, в морду дал!

- Деньги-то за экспедицию все получат, - примирительно похлопывая себя по карману, усмехается Бенедиктович. - А кроме Тузова никто б такую поездку не пробил!

- Это-то конечно, - задумчиво соглашается Толька, - деньги такие больше нигде не заработаешь!

Они умолкают, представляя, наверное, что тоже заработали такие деньги. Толька разведенный, его не возьмут в экспедицию, у Бенедиктовича язва, а иначе они бы тоже хлопотали сейчас в первом доме, мастерили бы со всеми вместе на базе Сашиного универсального приемника станцию наклонного зондирования с улучшенными параметрами. Необычность ее лишь в том, что не используя всех возможностей и на десять процентов, Андрюха приспособил Сашин приемник для исследования особенностей тропических трасс и через пару месяцев приемную часть погрузят на пароход, и она поплывет в теплую экваториальную страну, а следом за ней, предвкушая все прелести международного перелета, двинется в аэропорт Андрюхина команда. Идея универсальной многоканальности уже всеми забыта. Сашин НИР обещал результаты минимум через пять лет, Андрюхина станция испытана уже через полгода. Пять лет сидения на месте, исследования ионосферы для разработки промышленной станции на возвратном принципе, и год в тропиках под пальмами. Совсем новая станция, каких нигде еще нет, обещающая прорыв в мировой науке и технике, и ординарная, наскоро сляпанная станция, зато в экзотической загранице. А заказчики - обычные люди с обычной зарплатой; их, конечно, греет идея создания уникальной станции для страны, но кто-то из них тоже, как Шура Азаров с двумя детьми вот-вот въедет в дорогущий кооператив, и так ведь заманчиво съездить, привезти кучу денег и разом заткнуть все дыры.