Последняя Ева - Анна Берсенева

– Правда! – откликнулся нестройный женский хор.

Разговор происходил во время чайных посиделок, которые нередко устраивались в учительской – по поводу, а чаще без всякого особенного повода. Благо пирожные в кондитерской при «Пекине» были отменные, а ради дружеского общения не жаль было и засидеться допоздна. Это было давней и одобряемой самим Мафусаилом традицией – такие вот спонтанные и потому особенно приятные посиделки.

В тот вечер посиделки оказались девичником. Никто, конечно, не подбирал компанию, все вышло само собой, и беседа текла непринужденно.

– Поэтому будем считать, что нам всем повезло, – продолжала Галочка, смешно морща остренький носик. – По крайней мере, мы избавлены от проблем дележки, которые могли бы нас перессорить! И все мы в равной мере можем наслаждаться песенками, которые поет наш милый Диня, и даже можем дружно принять участие в крымском походе. Правда?

– Правда! – еще раз дружно ответили молодые учительницы и весело засмеялись.

В самом деле, жизнь до тридцати лет еще, можно считать, только начинается, свет не сошелся клином на симпатичном историке, даже если у него умопомрачительные миндалевидные глаза цвета маренго!

Ева была единственной, кто не участвовал в общем хоре. Она даже специально надкусила в тот момент пирожное и сделала вид, будто не успела его прожевать. Она вообще боялась говорить о Денисе Баташове: при одном упоминании его имени у нее темнело в глазах и стеснялось дыхание.

Такого с ней не было никогда, и она даже предположить не могла, что с ней такое вообще может быть.

При всей своей даже постороннему глазу заметной мечтательности Ева никогда не была влюбчива. Конечно, она жила в каком-то особенном, самою для себя устроенном, а отчасти и придуманном мире. Но этот мир был так полон, что она совсем не ждала появления в нем прекрасного принца, как ждет этого большинство юных девушек романтического склада.

Ее мир был подчинен какой-то особенной гармонии, которую едва ли встретишь в реальности – даже если твоя жизнь заботливо оберегается любящими людьми и поэтому ты можешь не бояться страданий и потрясений. Ее мир был трепетен – так, наверное. И испуг, иногда мелькавший в маминых глазах, был связан именно с излишней душевной хрупкостью, которую Надя чувствовала в своей старшей дочери.

Сама-то Ева забыла, но мама рассказала ей, как в детстве она однажды спросила:

– А что, Маленький Принц ошибся?

– Как – ошибся? В чем? – удивилась мама.

Четырехлетняя Ева тогда приехала на лето в Чернигов, но вдруг заболела, и мама с бабушкой Полей сменялись у ее постели, читая ей до потемнения в глазах все детские книжки, которых много было дома.

– Почему же он ошибся? – повторила мама Надя.

– А зачем он улетел со своей планеты?

– Ну, наверное, ему стало скучно.

Книга про Маленького Принца была прочитана уже дня два назад, и Надя успела забыть, почему он улетел со своей планеты. Тем более что температура у Евы никак не снижалась, врач подозревал скарлатину, мог заразиться двухлетний Юрочка, так что маме вообще было ни до чего.

– Ты представь: он же был там совсем один, – сказала Надя. – Конечно, ему стало скучно! Не с кем даже поговорить… Тебе же скучно, что с Юрой нельзя играть, пока ты больная?

– Да-а, – тихо проговорила Ева. – Но разве ему могло быть скучно? Там ведь можно было смотреть на закат хоть целый день, и там была роза… Зачем же тогда ему нужны были люди?

Ева никому не призналась бы, что и через двадцать лет она думает примерно так же. Впрочем, никто и не ждал от нее никаких признаний.

Появление в ее мире Дениса Баташова было подобно взрыву или землетрясению. Мало того что она впервые в жизни влюбилась – она влюбилась с первого взгляда.

Что Денис не ветреник и не дамский угодник, Ева знала и без Галочкиных объяснений. Взгляд у него был такой, какого не может быть у мужчины, если он все силы прилагает к тому, чтобы нравиться женщинам. Его глаза манили в себя сами собою, словно без всякого его участия и усилия – просто потому, что были глубоки как омуты и так же таинственны…

Ева впервые увидела его на школьном крыльце, еще даже не зная, что это и есть новый историк, о котором она как раз сегодня слышала в учительской. Кончался август, вот-вот должны были начаться занятия, и дел у нее было много. У входа в школу она задержалась буквально на полминуты, и то только потому, что не могла открыть дверь.

Ева возвращалась из магазина «Педагогическая книга», в руках у нее были три увесистые пачки с пособиями по русскому языку для поступающих в вузы. Упражнения в этих учебниках были подобраны так хорошо, что по ним можно было заниматься с детьми уже с пятого класса. Но именно поэтому пособия являлись большим дефицитом. Ева давно караулила их и, узнав, что они наконец появились в продаже, сама побежала в магазин, даже не успев позвать кого-нибудь в помощники.

Так что она стояла на школьном крыльце раскрасневшаяся, запыхавшаяся, растрепанная и безуспешно пыталась открыть дверь ногой, обхватив руками три тяжелые пачки книг и прижимая верхнюю подбородком.

Неожиданно дверь сама распахнулась, едва не ударив ее по лбу.

– Ой! – Ева отпрянула назад и чуть не упала с крыльца. – Извините!

– Это вы меня извините. – Одновременно с этими словами мужчина одной рукой придержал дверь, а другой схватил Еву за плечо, чтобы она не упала. – Давайте-ка ваши книжки! Что же вы такие грузы-то сами таскаете, разве больше некому?

– Спасибо, – смущенно ответила Ева, по-прежнему не выпуская из рук свою ношу. – В самом деле некому.

– А ученики на что? – Мужчина взял у нее все три пачки, и в его руках они сразу показались маленькими и легкими. – Непедагогично себя ведете! Ведь вы учительница?

– Как это вы догадались? – улыбнулась Ева. – Конечно!

Ей тогда было двадцать шесть лет, она всегда знала, что выглядит ровно на свой возраст, и вовсе не предполагала, что на школьном дворе ее могут принять за десятиклассницу.

– Ну пойдемте, учительница, – улыбнулся ее неожиданный помощник; улыбка осветила его лицо таким ясным сиянием, что и солнца было не надо. – До учительской провожу. Я тоже учитель. Коллега ваш новый, называюсь Денис Баташов, будем знакомы.

Наверное, Ева выглядела смешно – такая захлопотанная, спешащая училка. Она чувствовала, что капельки пота выступили у нее на лице и прядь волос, выбившись из прически, прилипла из-за этого к носу. Денис смотрел на нее со своей необыкновенной улыбкой, придерживая плечом дверь и ожидая, когда она войдет в школу.

Августовское полуденное солнце било ему в глаза, мешая смотреть, теперь уже его руки были заняты книжками, и он не мог заслониться от солнца ладонью. А Ева стояла к солнцу спиной, и ничего не мешало ей вглядываться в глаза Дениса Баташова, тем более что он этого не замечал.

Она смотрела и смотрела – ей казалось, бесконечно долго; время растворилось в его глазах. Ноги у нее приросли к земле, и не было такой силы, которая могла бы сдвинуть их с места.