Колеса фортуны - Александр Егоров

Наконец мы увидели, как Семен не спеша выбирается из люка, все так же зажав фонарик в зубах. Вытягивает трос, отвязывает и идет к дому.

— Ну да, я его видел, — доложил он. — Перевернул кое-как. В лицо посмотрел. Налицо тяжелый случай… Да вы чай пейте, пейте… У меня где-то даже хлеб белый оставался…

— Почему… — Макс попробовал глотнуть чаю, но рука предательски дрогнула. — Почему же тяжелый случай?

— Да потому, что недолго он там жил. Ноги-руки перебиты. Несколько ножевых. Помер от потери крови.

Макс поставил чашку на клеенку.

— Но все же жил сколько-то, — хладнокровно продолжал Семен. — Ползал, мучился. Уж я-то такие случаи видел.

— Какой кошмар, — Костика даже передернуло. Есть уже никому не хотелось.

— И, кроме того, я догадываюсь, кто он такой… Да. Но сдается мне, что премию получить будет очень непросто.

— Так кто же он такой? — спросил я.

Мальцев помолчал, раздумывая. И не ответил. Потом оглядел нас и вздохнул:

— Эх, парни. Зачем вы только в эти игры взялись играть?

Когда мы втроем покидали сторожку Мальцева, опять начался дождь.

Черные крыши нефтяных танков заблестели, как моржовые спины. Грязь мерзко хлюпала под ногами.

Мы вернулись к автобусу. В салоне все было перерыто, но на вещи никто не позарился, и — что было совсем уж странно — глубоко под сиденьем отыскался наш старый револьвер „наган“. Костик с удивлением извлек его оттуда, задумчиво повертел в руках и спрятал на прежнее место.

— Пригодится когда-нибудь, — заметил он.

Пораненные руки болели. Страшно хотелось жрать. На ходу мы жадно грызли копченую колбасу, завалявшуюся в чьей-то сумке. Уже стемнело. „Куда же они увезли Шерифа?“ — думал я.

Эпизод 38. Где-то на окраине выли и выли сирены. Наш автобус стоял на центральном проспекте, недалеко от трехэтажного здания легкомысленного канареечного цвета, но с решетками на окнах — в нем помещался хворостовский горотдел милиции.

Полчаса назад я вошел туда, желая сделать несколько заявлений.

Дежурный сержант поначалу даже не заметил меня. Он говорил по телефону. То, что я услышал, встревожило меня не на шутку. „Скорая“ первой пришла? — спрашивал он у кого-то, кто кричал в трубку на том конце провода. — В горбольницу? (Шкрт-шкрт). Сколько, сколько? (Шкр-шкр). Нихрена себе! Ладно, разберемся».

Он прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на меня: «а тебе чего здесь?» Я смутился и затряс головой, как будто хотел сказать: «продолжайте, продолжайте». Сержант нахмурился, но я уже выскользнул обратно за дверь, чувствуя себя полнейшим идиотом.

И вот теперь мы сидели в автобусе и с тревогой слушали, как где-то далеко, на краю города, завывают сирены.

— Я боюсь, у Шерифа с урюками не получился разговор, — проговорил наконец Макс.

— Вот и я о том же думаю, — признался я.

И вдруг очень ярко представил себе тело, лежащее навзничь на обочине, под проливным дождем. Вот рядом останавливается пугливый частник, смотрит, уезжает. Вот уже шумно подваливает милиция с мигалками, и неряшливый толстый мент, сгорбившись под мышиной плащ-палаткой, расстегивает на потерпевшем промокшую куртку. Достает документы. «Из приезжих, — говорит он остальным. — Всё, бл…дь, этот уже приехал». А молнии всё сверкают, и на ментовском «уазике» мигают лампочки.

Подъезжает и запоздалая «скорая помощь», которая констатирует…

Тут мимо нас по проспекту и действительно пронеслись сразу три машины «скорой помощи», наподобие нашей. Вслед за ними показался ментовский козелок с включенными мигалками. Он притормозил, из него выпрыгнул приземистый милиционер с погонами капитана, взбежал на крыльцо и скрылся за дверью. «Уазик» же выключил мигалки, затарахтел, выпустил облако сизого дыма, затем вполз во двор и там затих.

— Так, — сказал я. — Я, кажется, знаю, что делать. По машинам.

Я сам уселся за руль. Развернувшись прямо через двойную полосу, мы за три минуты доехали до вокзала, перебрались через рельсы и вернулись на ухабистую Железнодорожную.

Одинаковые деревянные домищи, днем похожие на вагоны или, точнее сказать, на разросшиеся мусорные ящики, в темноте выглядели весьма таинственно.

Рыжая собака была на посту. Она проводила нас до дома пятнадцать и, узнав меня, молчаливо согласилась постеречь автобус.

Парни глядели на меня с недоумением. «Спокойно, — сказал я им. — Причешись, Макс, к приличным людям в гости идем». Макс испугался и спросил у Костика расческу.

Мы поднялись по ступенькам и постучали в дверь второй квартиры. Нам не открывали довольно долго. Когда Марина наконец показалась, она выглядела просто удивительно. Так говорил позже Макс. А сейчас он только пробормотал:

— Здравствуйте…

— Да вы познакомьтесь. Это моя сестра, Марина, — объявил я, упиваясь произведенным эффектом. Костик и Макс молчали ошарашенно. «Проходим, проходим, не задерживаемся», — поторопил я их.

— Я знала, что ты придешь, — тихонько сказала мне Марина.

И тут я понял несколько вещей. В том числе и такую: мне придется принять самые срочные меры, чтобы только не наделать глупостей. А одновременно с этим я подумал, что в нашем автобусе хорошо бы отыскать еще одно место. Как хотите, так и понимайте.

— Так, Маринка, — грубовато сказал я. — Это всё хорошо. Но нам нужен телефон и твоя помощь. Ты можешь маме позвонить? На станцию? Прямо сейчас.

Эпизод39. В городскую больницу нас никак не хотели пропускать, пока я не сослался на Ларису Васильевну. В хворостовском медицинском мире это имя даже ночью пользовалось авторитетом. А уж когда мы сообщили дежурной, что и дочка главврача станции скорой помощи тоже входит в нашу выездную бригаду, для нас мигом открылись все двери.

Мы прошли по длинному полутемному коридору и приблизились к застекленной двери дальней палаты. Стекло было окрашено белой масляной краской.

— Только тихо, — сказала ночная медсестра. — Он спит.

Глаза медленно привыкали к темноте. Медсестра нащупала кнопку и включила тусклый ночник. И мы увидели Шерифа.

Он, и верно, лежал на спине с закрытыми глазами. Его голова была основательно забинтована. Что-то случилось и с его левой рукой: она тоже была аккуратно перевязана и, как чужая, заботливо уложена поверх одеяла.

— Часа два назад по «скорой» привезли. Без сознания. Говорили, несчастный случай… Сотрясение мозга. И еще закрытые переломы, кисть раздроблена, — шепотом рассказывала медсестра.

— Как же он спит-то, — ужаснулся я. — Это же боль адская.

— Теперь уже не так больно. И потом, ему анальгетики ввели.

Макс приблизился и заглянул Шерифу в лицо.

— Раиль, — тихонько позвал он («Что ты делаешь», — испугалась сестра).