Джентльмен что надо - Нора Лофтс

– Я ждала тебя, – брюзгливо начала она.

– Ваше величество, я получил ваше послание вчера в полночь и, как только забрезжил свет, выехал к вам.

– Я обо всей этой неделе говорю. Тебя не было дома всю эту неделю. Где тебя носило?

Если бы она просто спросила его: «Ты был в Шерборне?», смысл вопроса был бы так же ясен.

– Я был на острове Сент-Ив.

– Какого черта?

– Поговаривали об испанской угрозе. Шериф послал за мной, чтобы я ободрил народ, что я и сделал довольно легко.

Королева вглядывалась в него, выставив вперед подбородок, с мрачным видом, тем самым скрывая истинные свои мысли о нем. А он действительно был тем человеком, который способен взбодрить и стадо баранов. Да, он прихрамывал после ранения в Кадисе, да, его мучили приступы лихорадки, да, на висках у него появилась седина, но эти горящие, будто у веселого жеребенка, глаза, в которых почти отсутствовали белки, этот звонкий голос – нет ничего удивительного в том, что на Файяле солдаты последовали за ним. Если бы она сама была из тех женщин, которыми можно руководить, в предводители себе она выбрала бы только его.

– Меня опять выбили из колеи, Уолтер, – пожаловалась Елизавета. – И это святая правда.

– Что случилось?

– За три дня до того, как Роберт прибыл из похода, я пожаловала Хоуарду Эффингему титул графа Ноттингема. Он этого достоин. Адмирал уже старик, и все эти годы верой и правдой служил мне. Теперь в парламенте он занимает более высокое положение, чем Эссекс, и Роберт скулит, как маленький ребенок. Лишить Хоуарда предоставленной ему чести я не могу… но мне нужен покой. Подумай, Уолтер, что тут можно сделать.

Ралей провел рукой по лицу и подпер ею подбородок. Он думал, но совсем не о решении этой ничтожной проблемы. Какой же этот Эссекс глупец! Вечно эти его дурацкие выкрутасы; он ведет себя как капризная юная девица с без ума влюбленным в нее старым сластолюбцем. Поменять их полами – и будет та самая ситуация. Но капризуле ничего не стоит просчитаться, тем более что королева – дочь Генриха Тюдора. Существует некая грань, за которую в отношениях с ней нельзя заходить. Дай волю этому Эссексу, позволь ему думать, что все его самые дикие требования будут удовлетворены, и он, как домашний пес, сам себя и загубит. И в то время как внешне Ралей, казалось, был занят решением проблемы королевы и тем самым укреплением своего положения как фаворита, глубоко внутри шевелилась непрошеная мысль, которая разозлила бы Елизавету сверх всякой меры, выскажи он ее в открытую. Это была мысль о том, что как жаль, что ей, такой старенькой, такой хрупкой, приходится возиться с проблемами приоритета этого молокососа, который по возрасту своему мог бы быть ей внуком. Это была самая правильная, самая человечная из всех занимавших его мыслей, но она не заслуживала его внимания. Она появилась и растаяла, как призрак чуткого созерцателя жизни, каким, вероятно, Ралей был в более нежном возрасте. И как только она испарилась, решение королевской проблемы вырвалось на первый этаж этого забитого обитателями дома, а именно мозга Уолтера.

– У меня есть идея, – сказал он. – Должность лорда-маршала после смерти Шрусбери осталась вакантной. Предложите ее Эссексу. Ведь звание маршала выше адмирала, не так ли?

Елизавета улыбнулась.

– Ты гений, Уолтер. Я так и сделаю. Тогда, возможно, меня на некоторое время оставят в покое. А теперь – если бы ты придумал что-нибудь, что бы согрело меня!

– Это я могу, только бы вы согласились последовать моему совету.

Королеву передернуло.

– Все что угодно.

– Тогда рюмку рома. А затем выйдем на солнышко.

– Ветер прикончит меня.

– Ни в коем случае. Попробуем?

Он стоял возле нее, пока Елизавета пила обжигающий напиток и приказывала подать ей туфли потолще. Потом с королевой, тяжело повисшей у него на руке (ее собственная рука ощущалась как сучковатая палка), он вышел к старой кирпичной стене, преграждавшей дорогу ветру и скопившей тепло бледного, осеннего солнца. Тут он заставил ее непрерывно двигаться до тех пор, пока она собственными руками не отложила меховой воротник себе на плечи.

– Потеплело? – с улыбкой спросил он.

– Пожалуй, да.

После этого они замедлили шаг, и Ралей, оглядевшись вокруг, заметил на вившейся по стене ветке розового куста запоздалый цветок, его розовые лепестки покоричневели по краям, а тронутые морозом листья стали пурпурными. Он подпрыгнул и достал цветок; понюхал его и протянул королеве.

– Ни одна роза не пахнет так прелестно, как та, которую тронул морозец, – сказал он.

Взгляд, которым Уолтер одарил ее, произнося эти слова, позволил тщеславной старухе обнаружить двойной смысл, метафору в его фразе. Восстановив силы с помощью ли прогулки, или рома, или общения с ним, она вдруг решилась отдать приказ двору завтра же возвращаться в Уайтхолл. Ралей вернулся в свой Дархем-хаус, уверенный в том, что теперь вопрос о назначении его членом парламента был всего лишь делом времени. Эссексу ничего другого не оставалось, как принять небольшое продвижение, которым Елизавета, по совету Ралея, расплатилась с ним, так что место в Совете освободится.

ЭССЕКС-ХАУС НА СТРЭНДЕ. 1601 ГОД

Женщина, которая когда-то была Леттис Ноллис, потом леди Сидней, а теперь называлась леди Эссекс, слонялась из комнаты в комнату по Эссекс-хаусу. Она приказала зажечь свечи во всех комнатах и переходах и теперь с застывшим, отрешенным взглядом сомнамбулы безостановочно бродила по ним. Слуги, исполнив ее приказание касательно свеч, сгрудились вокруг огня на кухне, и звони она хоть во все колокола в доме, ни один из них не отважился бы выйти к ней в ту ночь. Вот уже десять дней – с тех пор, как в предыдущее воскресенье Эссекса забрали на допрос по делу о предательстве интересов Англии и королевы, – она не ложилась в постель, ничего не ела, кроме разве корочки хлеба со стола. Слуги решили, что она колдунья или скорее сама заколдована. Ее бледное, как у призрака, лицо, усохшая фигура и горящие глаза приводили их в ужас, и они под шум ветра и хлопанье распахиваемых ею дверей все теснее жались друг к другу у огня и даже боялись ложиться спать.

Наконец раздался стук в наружную дверь. Никто из слуг и не пошевелился. Госпожа умолила дьявола спасти их господина, и у них не вызывало сомнений, что это сам сатана явился, чтобы заключить с нею сделку. Стук повторился, потому что сэр Роберт Сесил видел с улицы, что во всех окнах горит свет, и не мог понять, почему никто не откликается на его призывы. Но Леттис наконец сама услышала его и подошла к двери. Увидев Сесила, она прижала руку к сердцу и схватилась за косяк двери.

– Мне нужно с вами переговорить, – сказал он.

– И мне с вами, – с угрозой в голосе ответила Леттис.

Она провела его в небольшую комнату, в которой Эссекс занимался обычно своими делами и принимал огромное количество просителей. Камин в ней не горел, а февральский вечер был довольно ветреным и холодным; но Леттис стояла в своем платье с короткими рукавами, недоступная ни холоду, ни усталости.