Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни - Ричард Шеперд

лег в кровать — Зоуи спала. Я поцеловал ее и сказал, что теперь мы будем вместе. Я приставил нож себе к животу и попытался вонзить его. У меня не получилось. Пришлось подвинуть его выше. Затем я воткнул его и почувствовал, как он вошел. В этот момент зазвонил телефон, а во мне все еще торчал нож. Я взял трубку. Это была моя мать, и я сказал ей, чтобы она поспешила. Я выронил трубку и лег на кровать рядом с Зоуи.

Следующее, что я помню, — это свою мать, стоящую передо мной, а потом не помню ничего до следующего дня, когда пришел в себя в больнице.

Мне сказали, что Зоуи нанесли несколько ножевых ранений, но я помнил, что ударил ее только один раз.

Я помню ее взгляд, выражение лица, когда она сказала: „Не надо меня винить“. В тот момент я осознал, что ей наплевать, зарежу я себя или нет. Я правда не думаю, что ей было до этого дело…»

Тело Зоуи закатили в секционную, и работник морга посмотрел на меня.

— Никто не может понять, — сказал он, — как этот тип может продолжать настаивать, что ударил ее ножом только один раз.

Я приподнял простыню. Зоуи была привлекательной женщиной за сорок. Ее тело было усеяно ножевыми ранениями.

— Да больной он, вот как, — сказал единственный присутствовавший полицейский. — Мы думаем, что он отделается неумышленным убийством.

Многие полицейские считают наказания за неумышленное убийство недостаточно суровыми. Другие видят в нем лазейку, через которую слишком часто удается проскользнуть преступникам, имитирующим безумие.

Работник морга сказал:

— Полагаю, ему нужно найти лишь сговорчивого психиатра, который признал бы его сумасшедшим и…

— …и это сразу неумышленное убийство. Года два, и он на свободе, — согласился полицейский. — Ну вот зачем ему ее убивать? Что плохого в разводе? Живут в достатке, оба хорошо зарабатывают. Двое детей…

— Мать умерла, отца посадят — что теперь будет с этими детьми? — с грустью спросил работник морга. Мы лишь покачали головами.

Зоуи умерла две недели назад. Это было уже второе вскрытие. Первого судмедэксперта для осмотра тела обычно вызывает полиция, и он почти всегда выступает в суде экспертным свидетелем обвинения. После того как обвинения выдвинуты, адвокаты защиты, как правило, просят о повторном вскрытии. Насколько же оно отличается от первого. В секционной намного тише и спокойнее, потому что обычно на нем присутствует только один полицейский, а иногда и вовсе только я и работники морга. С момента смерти прошло намного больше времени, и тело, в каком бы холоде его ни держали, все равно продолжает разлагаться. Могли быть сделаны новые разрезы, а иногда важные органы изымают для изучения специалистами — так, у трупа запросто могут отсутствовать мозг или сердце.

Второму судмедэксперту приходится во многом полагаться на фотографии — как с места преступления, так и с первого вскрытия.

Я уже изучил фотографии спальни Марка и Зоуи. Они были состоятельной парой специалистов. Комната была просторной, в ней царил порядок. У кровати аккуратно стояла пара пушистых тапочек, а на туалетном столике на маленьких подносах была разложена косметика. В постели между тем был бардак. Одеяло наполовину лежало на полу, а покрывала были скручены, словно попали в торнадо, и были так сильно залиты кровью, что некоторые казались полностью красными. Зоуи, одетая в светлую пижаму, лежала в неуклюжей позе. Одна ее рука была вытянута, другая частично прикрывала тело и затылок. Положение ее тела говорило о том, что она боролась за свою жизнь.

Первым делом я должен был осмотреть ее, чтобы подтвердить результаты, полученные коллегой. Между двумя судмедэкспертами могут возникнуть разногласия относительно связанных со смертью медицинских фактов, но это большая редкость. Таким образом, от судмедэксперта защиты требуется заново пересмотреть все факты, держа в голове альтернативную версию событий.

Мне удалось найти все описанные в отчете раны. Одна рана в шею, три в переднюю часть груди, четыре в заднюю часть груди, две в ноги и семь в руки. Кроме того, из-за посмертных изменений, произошедших уже после первого вскрытия, на ногах, руках и спине Зоуи появились новые синяки. Ничего хорошего защите они не сулили.

Я восхитился искусными разрезами своего коллеги и аккуратными швами работника морга, призванными скрыть повреждения от родственников, когда те придут проститься с телом. Мне ничего не оставалось, кроме как сделать прямо по ним повторные разрезы, чтобы вскрыть живот Зоуи. После следов первого вскрытия было сложно оценить внутреннюю траекторию ран. Тем не менее я заметил порезы на позвоночнике и ребрах, которые указывали на то, что нож пронзил тело с огромной силой.

Если кожа и плоть для ножа особой преграды не представляют, то для того, чтобы порезать кость, необходимо приложить действительно серьезное усилие. Никто не может утверждать, будто нож случайно попал в тело, если на кости остались порезы.

В своем отчете о вскрытии я согласился, что смерть, наиболее вероятно, вызвана проникающими ранениями сердца, аорты, печени и селезенки. Также я добавил, что два ранения легких потенциально смертельны.

Раны на обеих руках были получены в результате самообороны, равно как, по моим прикидкам, и необычный порез на правой голени — скорее всего, он был нанесен в процессе борьбы на кровати. Каждая из ран указывала на значительные следы борьбы обвиняемого и его жертвы. Очевидно, Зоуи затеяла драку, а не послушно «уснула» после того, как ее лишь один раз ударили ножом, как это описывал ее муж.

— Сомневаюсь, что вы сможете как-то помочь защите, — сказал полицейский.

Он был прав. Я рассмотрел фотографию запятнанного кровью поварского ножа, который, как измерил мой коллега, составлял 20 см в длину и 3,5 см в ширину. По форме и размеру он полностью соответствовал нанесенным ранам.

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться в своем отчете с первым судмедэкспертом: полученные травмы полностью соответствовали продолжительному нападению, а не версии Марка. Когда оба судмедэксперта сходятся во мнении, нет никакого смысла вызывать их в суд, так что на суде Марка я не давал показания. Тем не менее адвокаты держали меня в курсе. Обвинение описало патологическую ревность Марка, а защита подробно рассказала о его психических проблемах. Неудивительно, что из-за них он был признан виновным в неумышленном убийстве, а не в умышленном. Судья приговорил его к шести годам лишения свободы. Не знаю, сколько из них он отсидел в итоге.

То, что показания Марка противоречили фактам совершенного им преступления, а также его психологическое состояние в тот момент, по моему мнению, типичны для супружеского убийства