Сказки Волшебной страны - Джон Рональд Руэл Толкин

отдал он серебро и был рад

Все отдать жемчуга за тепло очага,

за все прочее – больше в сто крат!

Вот так Лунный Дед был разут и раздет,

отдал плащ, башмаки и венец,

Чтобы сесть в уголке при разбитом горшке

и чего-нибудь съесть наконец.

Так сидел он над плошкой, деревянною ложкой

скреб холодной овсянки комок.

Поспешил Лунный Дед! Новогодний обед

не готов – и сливовый пирог.

Печальный Тролль сидел в Холмах,

печальные пел песни:

«На всей земле – увы и ах! —

я одинок, хоть тресни.

Давно ушла моя родня,

ушла навек – о горе!

Остался я, последний я

от Бурных Гор до Моря.

Не златокрад, не мясояд,

и пива не хочу я,

А все же хоббиты дрожат,

мою походку чуя.

Ах, если б я бесшумно шел!

Другие ноги мне бы!

А так я весел, я не зол

и печь умею хлебы.

Всю Хоббитанию пройду, —

подумал Тролль, – но тихо,

И друга, может быть, найду,

а то без друга лихо!»

Он от Холмов всю ночь бежал,

обувши мехом пятки, —

Никто не слышал, не дрожал,

не драпал без оглядки.

На зорьке в Норгорде народ

еще зевал спросонку.

Бабуся Бамс идет, несет

с печением плетенку.

«О, мэм, – сказал он, – здрасьте, мэм!» —

и улыбнулся мило.

Не «мэм» ей слышится, а «съем»…

И вот что дальше было:

Услышав этот страшный глас,

Старшой Горшок с испуга,

Весь красный, лезет в узкий лаз,

да пузо лезет туго,

Бабуся Бамс – домой, под стол,

забыв свои печенья,

А Тролль руками лишь развел,

сказав: «Прошу прощенья!»

Визжит свинья, блажит овца

и гусь гогочет тоже

При виде тролльего лица,

сказать точнее – рожи.

Тут фермер Хряг свой эль пролил,

тут Биллов Лай без лая

Пустился прочь, а следом Билл —

бежали, жизнь спасая.

Сидит у запертых ворот

печальный Тролль и плачет,

А юный Перри, он идет,

к нему подходит, значит,

И хлоп по шее: «Не дури!

Тебе, коль ты верзила,

Снаружи лучше, чем внутри…»

И вот что дальше было:

Смеется Тролль: «Отныне мы

друзья, как понимаю!

Давай, поехали в Холмы,

ко мне на чашку чаю».

А Перри вроде как струхнул,

но, севши на закорки,

Он крикнул: «Ну!» – ногами пнул –

и замелькали горки.

Потом, как маленький, сидел

у Тролля на коленке,

Не столько пил он, сколько ел

ватрушки, пышки, гренки,

Калач, кулич, большой пирог

и маленькую сдобу –

И съел он все, что только мог,

но это все – на пробу.

Трещал огонь, и чайник пел,

штаны по швам трещали,

Тролль улыбался, Перри ел,

немного помолчали.

И Тролль сказал: «О чем, бишь, речь?

Ах да! Тебя в учебу

Возьму, и сам ты будешь печь

и черный хлеб, и сдобу!»

Спросили Перри, где он был,

что стал такой дебелый?

А он ответил: «Чай я пил

и хлебушек ел белый».

Спросили: «Где же задарма

нальют такого чаю?»

Но Перри был не без ума,

сказал: «Я сам не знаю!»

А Джек сказал: «Я видел сам,

как Перри в чистом поле

Скакал верхом вон к тем Холмам,

скакал верхом на Тролле!»

И все – кто пеший, кто верхом —

они пошли толпою,

И видят: холм, в холме же – дом,

дым вьется над трубою.

«О милый Тролль, ты испеки, —

они стучатся в двери, —

Да, испеки, нет, испеки

нам сдобного, как Перри!»

А он в ответ: «Не будет вам

ни хлеба, ни застолья!

Я хлеб пеку по четвергам

для Перри лишь и Тролля.

Ступайте прочь! Мне не до вас!

Не стойте зря у двери!

Ведь то, что я вчера припас,

вчера же слопал Перри!

Бабуся Бамс, и Хряг, и Билл,

вчера, по крайней мере,

О хоббиты, я вас любил!

Теперь люблю лишь Перри!»

На сытных троллевых харчах

отъелся Перри! Вскоре

Не мог он влезть – увы и ах! —

в свои штаны – о горе!

По четвергам он приезжал

на Троллевы застолья:

Росточком Тролль пониже стал,

а Перри – ростом с тролля.

Вот какова его судьба,

так в песне говорится:

Пек Перри лучшие хлеба

от Моря до Границы,

Но все же хлеб его не столь

хорош был, как те сдобы,

Что пек ему печальный Тролль

по четвергам для пробы.

У хлюпогубов смельчака

Ждет тьма черней чернил

И колокольца звон, пока

Он угрязает в ил.

Покуда поглощает вас

Болото у ворот,

Горгульи с вас не сводят глаз

Под шум текущих вод.