Собака из терракоты - Андреа Камиллери

– Что это значит?

– Что втрескался, влюбился по уши. В одну здешнюю девушку. Как и я, впрочем. Говорил, как только кончится война, он на ней женится.

– И больше вы о нем не слышали?

– Знаете, когда высадились американцы, они решили, что такой корабль, как наш, а он был настоящее сокровище, может им пригодиться. Мы остались на службе, в итальянской форме, нам выдали повязки носить на рукаве, чтоб избежать недоразумений. У Кунича, чтобы вернуться, времени было сколько угодно, однако он этого не сделал. Прямо улетучился. Я переписывался с Премудой, время от времени справлялся, не появлялся ли Кунич, не слышно ли о нем чего… Ничего абсолютно.

– Вы говорите, слышали, будто у Кунича была здесь девушка. Вы ее видели?

– Ни разу.

Было еще кое-что, о чем Монтальбано хотел спросить, но он остановился и взглядом дал понять директору, что уступает ему это право.

– Он вам назвал хотя бы имя? – спросил директор, пользуясь возможностью, которую Монтальбано столь великодушно ему предоставил.

– Знаете, Кунич был человеком скрытным. Только однажды он мне сказал, что ее звали Лизетта.

Что это было? Пронесся ангел и остановил время? Монтальбано и директор застыли, потом комиссар притронулся к боку, он почувствовал сильнейший укол, директор схватился за сердце и привалился к какой-то машине, чтобы не упасть. Марин пришел в ужас:

– Что я такого сказал? Господи Иисусе, что же я такого сказал?

Сразу же за порогом мастерской директор принялся кричать во все горло от радости:

– Угадали-таки!

И изобразил какое-то па. Двое прохожих, которые его знали и считали за человека строгого и склонного к задумчивости, остановились, обалдев. Дав выход своему восторгу, директор опять посерьезнел.

– Смотрите, мы обещали святому Калоджеро по пятьдесят тысяч с носа. Не забудьте.

– Я не забуду.

– Вы его знаете, святого Калоджеро?

– С тех пор, как я в Вигате, каждый год вижу праздник.

– Это вовсе не значит знать его. Калоджеро, он такой, как это сказать, он вам этого не забудет. Это я говорю для вашей же пользы.

– Шутите?

– Даже не думаю. Это святой злопамятный, мстительный, ничего не стоит вывести его из себя. Если кто ему что пообещал, должен держать слово. Если вот вы, например, уцелеете в автоаварии и даете обет, а потом его не выполняете, можете быть уверены, что попадете в другую аварию и как минимум останетесь без ног. Вы поняли, о чем я?

– Прекрасно понял.

– Давайте вернемся домой, и вы расскажете все моей жене.

– Я?

– Да, потому что этого удовольствия – сказать ей, что она была права, – я ей не доставлю.

– Если вкратце, – сказал Монтальбано, – события могли развиваться таким образом.

Ему нравилось это следствие в домашних туфлях, в старозаветном доме, за чашкой кофе.

– Матрос Марио Кунич, который в Вигате стал почти что своим человеком, влюбляется, взаимно, в Лизетту Москато. Как им удалось встретиться, познакомиться, знает только бог.

– Над этим я долго раздумывала, – сказала синьора. – Было некоторое время, мне кажется, с сорок второго до марта, или апреля, сорок третьего, когда Лизетте давали больше свободы, потому что отец по делам должен был находиться далеко от Вигаты. Сближение, тайные свидания в этот период наверняка оказались возможны.

– Они полюбили друг друга, это факт, – продолжал Монтальбано. – Потом возвращение отца не позволяло им видеться. Тут вмешалась еще и эвакуация. Потом пришло известие о его скором отъезде… Лизетта убегает из дому, добирается сюда, встречается, не знаем где, с Куничем. Матрос, чтобы остаться как можно дольше с Лизеттой, не возвращается на корабль. В какой-то момент, пока они спят, их убивают. И до сих пор все нормально.

– Как это нормально? – изумилась синьора.

– Простите, я хотел сказать, что до сих пор наша реконструкция выглядит логично. Убить их мог отвергнутый возлюбленный, тот же отец Лизетты, который застал их врасплох и счел себя обесчещенным. Мало ли кто.

– Как это, мало ли кто? – возмутилась синьора. – Вам неинтересно узнать, кто убил этих бедных детей?

У него язык не повернулся ответить, что до убийцы ему особенно не было дела. Его занимало одно: почему кто-то, может, даже сам убийца, взял на себя труд перенести покойников в пещеру и устроить мизансцену с плошкой, корчагой и собакой из терракоты.

По дороге домой он зашел в продуктовый магазин, взял двести грамм сыра с горошинами черного перца внутри и батон хлеба. Он запасся едой, потому как был уверен, что Ливии дома не будет. И на самом деле, ее не было, все оставалось в том же виде, как и когда он вышел, чтобы пойти к Бурджио.

Не успел он положить пакет на стол, как зазвонил телефон, это был начальник полиции.

– Монтальбано, я хотел вам сказать, что сегодня мне звонил помощник министра Ликальци. Хотел знать, почему я все еще не представил запрос о вашем повышении.

– Да какого черта ему от меня надо, этому типу?

– Я позволил себе выдумать любовную историю, покрытую тайной, вроде бы что-то сказал, а вроде нет, дал понять… Он попался на удочку, говорят, он зачитывается глянцевыми журналами. Однако вопрос решился. Он велел написать ему, чтобы вам назначили солидное вознаграждение. Запрос я написал и ему передал. Хотите, прочту вам?

– Нет уж, пожалуйста, пожалейте меня.

– Жалко, полагаю, что я сочинил маленький шедевр.

Он накрыл стол, отрезал толстенный ломоть хлеба, опять зазвонил телефон. Это была не Ливия, как он наделся, а Фацио.

– Доктор, цельный день напролет я сегодня для вас потел. Этот Стефано Москато был точно не сахар.

– Мафиози?

– Прямо совсем уж мафиози – не думаю. Буянил, это да. Несколько судимостей за драки, побои, хулиганское нападение. Не кажется мне, что это мафиозные дела, мафиози не станет светиться из-за всякой чепухи.

– К какому времени относится последняя судимость?

– К восемьдесят первому, представляете. Уже одной ногой стоял в могиле, а хватил какого-то типа стулом и разбил ему голову.

– Можешь сказать мне, находился ли он в тюрьме какое-то время между сорок вторым и сорок третьим?

– А то как же. Драка и нанесение телесных повреждений. С марта сорок второго по двадцать первое апреля сорок третьего сидел в Палермо, в тюрьме Уччардоне.

Новости, которые сообщил ему Фацио, изрядно прибавили вкусу сыру с перцем, который и сам-то по себе был что надо.

Шурин Галлуццо открыл свой выпуск новостей сообщением об убийстве, несомненно мафиозного типа, произошедшем на окраине Катании. Коммерсант по имени Коррадо Бранкато, пользовавшийся в городе известностью и уважением, владелец большого склада, снабжавшего супермаркеты, решил устроить себе выходной и провести послеобеденное время в одном из своих загородных домиков. Повернув ключ в замке, он распахнул дверь в прямом смысле в никуда: страшной силы взрыв, вызванный хитроумным устройством, которое при попытке отпереть двери приводило в действие детонатор, буквально распылил виллу, коммерсанта и супругу его, синьору Тальяфико Джузеппу. Расследование, добавил журналист, представляется непростым, поскольку Бранкато судимостей не имел и в связях с мафией не замечен.