Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш

– Спокойной ночи! Спокойной ночи! Спокойной ночи, родной «Артек»! – тихонько допела знакомую строчку припева Лада. – Димка, как хорошо и грустно, а?..

– Не грусти, маманя! Жизнь продолжается! Ох и напылила ты сегодня! Ну, в том смысле, что память свою перетряхнула капитально! Не, ты не подумай, что я издеваюсь. Мне тоже приятно было посмотреть и послушать. И вообще… Сегодня все было, как когда-то в моем детстве, когда мы с тобой каждый выходной куда-нибудь ездили. Я часто это вспоминаю. Вот и получается, что все самое хорошее у меня было в детстве, с тобой. А потом еще с Белкой…

А дома их ждал сюрприз от блудного папаши – Сережи Долинина. Письмо. Вернее, открытка. Сувенирная, двойного сложения, на которой были изображены два тощих сурка, держащихся за лапы, и надпись: «Мы с тобой вдвоем навеки!»

– Это что? – едва не подавилась Лада, рассмотрев надпись. – Это с кем он вдвоем навеки? Со мной? Или с тобой? Или с каким это братским праздником он нас так поздравляет, а?

– Ма, да не парься! Я думаю, что он с таким же успехом мог написать нам письмо на свадебном приглашении. Наверное, завалился в гости, а нас нет, вот он добежал до киоска и купил, что было!

Сережа в свойственной ему манере выпендрежника рассказывал о том, что жизнь ему улыбнулась: женился на «заочнице», пока отбывал наказание за мошенничество, думал, что все потерял, оказалось – все нашел. Заочница была «не хухры-мухры, а богатая бизнес-леди», и теперь он сам «владелец заводов, газет, пароходов». Живет во Владивостоке, где у него и квартира, и дача, и яхта, а теперь вот и жена, и почет с уважением. Вполне серьезно Сережа писал, что мечтает о депутатском мандате или о кресле мэра. В самом конце письма – стрелочка, указывающая на то, что читать далее надо не по горизонтали, а по вертикали по самому краю страницы.

«Как там вы-то с Димасом живете? Надеюсь, что нормалек, и желаю счастья».

Лада дочитала послание, сложила открытку, с которой ей улыбались два сурка, и сама улыбнулась. «Вот ведь перекати-поле, а не мужик! – беззлобно подумала про Сережу Долинина. – Сына не воспитывал, копейкой никогда не помог. Нет, вру! Что-то посылал пару раз. Но ни разу не спросил, чем живет его сын. Надеется, что «нормалек»! Хорошо устроился бывший муженек!»

– Ма, тебя как будто что-то удивляет! – Димка порой словно мысли ее читал. – Ну какой он мне отец-то? Отец – это ведь не тот, кто ботинки покупает и ремнем дерет. Он что, не знал, что у меня проблема? Знал! Так какой, на фиг, «нормалек»?! А он спросил хоть раз: сын, что делать будем и как тебе помочь?! Да ни разу! А помочь мог. И не деньгами. Я не он, на деньги все не меряю. У него друзей – воз и тележка. Могли бы в подвале меня спрятать, в деревню вывезти за сто верст и все лесом, в монастырь определить, не спрашивая, желаю или нет. Много чего могли сделать… А он ни разу не спросил у меня про это…

Димка не перекладывал с себя вину, просто он действительно не понимал, почему отец ни разу не поинтересовался, чем он живет, не спросил, чем помочь можно. Как будто был он ему посторонним, будто у него не один сын, а трое детей, двое из которых – просто ангелы, и по этой причине на третьего можно рукой махнуть.

– Мам, я часто думаю о том, что тоже хочу быть как ты – Стрелецким, а не Долининым, и отчество поменял бы… Потому что отец мой – Глеб, и, если бы он был жив, у меня в жизни все сложилось бы иначе.

* * *

Лада куталась в шаль с кистями: дома было холодно и неуютно. Питер – не Крым, лето не радовало: то дождь, то ветер. В парнике на даче загибались от сырых прохладных ночей августа огурцы, а помидоры даже не думали краснеть. Как будто сорт такой, вечнозеленый!

Зато уродились кабачки, цветная капуста и зелень. В таком количестве уродились, что Лада, собрав «бивни мамонта» – так называл ее кабачки дядя Толя Комар, развезла свой урожай по родственникам. Заглянула к матери Сережи Долинина – Ольге Андреевне.

– Ой, Лада! Ну куда же столько-то?! – причитала она, пристраивая «бивни» на балконе.

– Ешьте на здоровье! – Лада разгрузила на кухне пакет с капустой и достала большой веник зелени. – Ольга Андреевна! Сережа приезжал?

– Приезжал, оглоед! – Бывшая свекровь загремела чашками и ложками. – Залетел на три дня, виделись за все время двадцать минут. Носился по городу, как ведьма на помеле! Все такой же! Лад, рот не закрывается. И как не устанет трепать языком. Все-то у него кучеряво, машина не машина, квартира не квартира, а когда я заикнулась, что мне нужны деньги на операцию, – глаз, Ладка, ведь совсем не видит! – так он сделал вид, что не услышал. Я – слепая, он – глухой! Вот на том все и закончилось. Сказал мимоходом, что ездил к вам, но дома никого не застал. Вроде соседи доложили, что в отпуске вы…

Ольга Андреевна куталась в старенький шарф. У нее дома было тоже не жарко.

– Лада, а как Дима? – спросила она осторожно.

– Спасибо, Ольга Андреевна. Ничего. Он старается.

– Дай Бог… Дай Бог…

«Бог, дай моему сыну, заблудному и болящему, здоровья душевного и телесного, и сил, чтоб справился он с недугом своим…» – повторяла она всю дорогу слова, помня о том, что материнская молитва со дна моря поднимает.

– …Так вот, там без грамотного подхода вас просто со дна моря поднимет, поэтому, Лада, даю урок плавания: ни в коем случае не нырять и не ложиться на воду! Только садиться, как в кресло! И то очень аккуратно, без излишних всплесков! В противном случае центр тяжести перевесит, и вы перевернетесь в воде!

Они ехали на экскурсию на Мертвое море, и Павел Гронский инструктировал Ладу перед не простым, а лечебным купанием в соленой-соленой воде. О том, что там можно полулежа читать газету, она и сама знала. А еще Вероничка рассказала ей, что там можно купить классную натуральную косметику с солью Мертвого моря. Без подделок!

– Это точно! – подтвердил Гронский и предупредил: – Только не хватайте прямо у автобуса. Я вас провожу в одно место, где все то же самое будет намного дешевле.

– Паша! Я вас обожаю!

– Значит, пора перейти на «ты».

– Переходим!

Цены на косметику «кусались», поэтому подарки с берега Мертвого моря всем-всем отменялись. Ей было неловко оттого, что Гронский увидел ее замешательство, – признаться в том, что у нее нет лишних денег, она не могла. «Вот предлагала же Вероничка взять у нее в долг!» – мелькнуло у Лады в голове. И вдруг неожиданно для себя самой она сказала:

– Паша, Израиль для меня – очень дорогая страна! Причем двусмысленно звучит: дорогая потому, что я очень-очень хотела здесь побывать и вот побывала. И еще дорогая потому, что для моего педагогическо-психологического кошелька это непозволительная роскошь. Вот так! Придется обойтись без чудо-косметики! Ну разве что парочку баночек позволю себе!

Если бы не Гронский, то Лада и от этой «парочки баночек» легко отказалась бы! В чудеса омоложения не верила, а пара сотен долларов лишними у нее никогда не были.