Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1 - Коллектив авторов

от заказов определённого сюжета, которые именно поэтому не могут содержать чистой конструкции вполне обновлённых пластических элементов.

У. Боччони

11 апреля 1912

36. Технический манифест футуристской литературы

На аэроплане, сидя на цилиндре с бензином, с согретым головой авиатора животом, я внезапно почувствовал смешное бездушие старого синтаксиса, унаследованного от Гомера. Бешеную потребность освободить слова, выведя их из темницы латинского периода. Разумеется, как и всякое глупое существо, он имеет предусмотрительную голову, живот, пару ног и пару плоских ступней, но никогда не будет иметь пары крыльев. Можно ходить, можно бежать несколько секунд и почти тотчас же остановиться, задыхаясь!..

Вот что сказал мне вертящийся винт, пока я мчался на высоте двухсот метров над мощными миланскими трубами. И винт прибавил:

1. Нужно уничтожить синтаксис, располагая существительные по случайности их рождения.

2. Нужно употреблять глагол в неопределённом наклонении, чтобы он эластически приспособлялся к существительному, а не подчинял его я писателя, который наблюдает или воображает. Только глагол в неопределённом наклонении может передать смысл непрерывности жизни и упругость интуиции, которая постигает её.

3. Нужно уничтожить прилагательное, чтобы нагое существительное сохраняло свой естественный Колорит. Прилагательное, несущее в себе начало оттенка, несовместимо с нашим динамическим зрением, так как предполагает остановку, размышление.

4 Нужно уничтожить наречие, старый крючок, связывающий вместе слова. Наречие сохраняет за фразой скучное единство тона.

5. Каждое существительное должно иметь своего двойника, то есть за существительным должно следовать без всякой соединительной части речи существительное, с которым оно связано аналогией. Примеры: человек-миноносец, женщина-рейд, толпа-прибой, площадь-воронка, дверь-кран.

Так как воздушная скорость умножила наше познание мира, то восприятие по аналогии становится все более и более естественным для человека. Итак, нужно уничтожить как, такой, как, подобно тому, как, подобно и проч. Ещё лучше сливать непосредственно объект с вызываемым им образом, давая сокращённый в одном выразительном слове образ.

6. Не нужно знаков препинания. Ввиду устранения прилагательных, наречий и соединительных слов знаки препинания естественно уничтожаются в разнообразной непрерывности живого стиля, который создаётся сам собою, без нелепых остановок на запятых и точках. Чтобы подчеркнуть известные движения и указать их направления, будут употреблять математические знаки X +: – = >< и музыкальные ноты.

у. До сих пор писатели отдавались непосредственной аналогии. Они сравнивали, например, животное с человеком или с другим животным, что уже почти фотография. Сравнивали, например, фокстерьера с маленькой чистокровной. Другие, дальше ушедшие вперёд, могли бы сравнить того же трепещущего фокстерьера с маленькой машиной Морзе. Я сравниваю его с кипятком. Тут градация аналогий всё более и более обширных, отношений всё более и более глубоких, хотя очень отдалённых.

Аналогия есть только необъятная любовь, связующая отдалённые, с виду различные и враждебные вещи. Посредством очень широких аналогий этот оркестровый стиль, одновременно полихромный, полифонический и полиморфный, может обнимать жизнь материи.

Когда в моей Битве при Триполи1 я сравнил траншею, ощетинившуюся штыками, с оркестром, митральезу с роковой женщиной, – я интуитивно ввёл большую часть Вселенной в коротенький эпизод африканского боя.

Образы не цветы, которые нужно выбирать и срывать бережно, как утверждал Вольтер. Они составляют самую кровь поэзии. Поэзия должна быть непрерывной серией новых образов; без этого она только бледная немочь и хлороз.

Чем больше содержится в образах широких отношений, тем дольше они сохраняют свою оглушающую силу. Нужно, говорят, не слишком ошеломлять читателя. Э! Полноте! Подумаем лучше о неизбежной разъедающей силе времени, которая уничтожает не только выразительную ценность шедевра, но и его оглушающую силу. Разве наши уши, чересчур часто поддававшиеся энтузиазму, не износили Бетховена и Вагнера? Нужно, стало быть, уничтожить в языке запас образов-клише обесцвеченных метафор, то есть почти всё.

8. Нет категорий образов, благородных или грубых, изящных или низких, эксцентрических или естественных. Интуиция, воспринимающая их, чужда предпочтений и пристрастий. Итак, аналогический стиль есть абсолютный хозяин всей материи и её интенсивной жизни.

9. Чтобы дать последовательные движения объекта, нужно дать цепь аналогий, которую он вызывает, причём каждая должна быть конденсирована, собрана в одном существенном слове.

Вот яркий пример цепи аналогий, ещё замаскированных и обременённых традиционным синтаксисом:

Ну, да, голубушка митральеза, вы очаровательная женщина, и зловещая, и божественная, с маховиком невидимого стосильного, который фыркает и краснеет от нетерпения… И скоро вы сделаете скачок в сферу смерти к трескучему падению или победе! Желаете ль вы мадригалов, полных изящества и красочности? Всё, что вам угодно, мадам. Я нахожу вас похожей также на жестикулирующего трибуна, красноречивый неутомимый язык которого поражает в сердце взволнованный круг слушателей. В эту минуту вы всемогущий трепанирующий бурав, который сверлит чересчур крепкий череп этой упорной ночи. Вы стальная плющильная машина, электрическая башня и что ещё?.. Большая паяльная окисляющая трубка, которая жжёт, высекает и плавит мало-помалу металлические острия последних звёзд («Битва при Триполи»).

В известных случаях надо будет сцеплять образы попарно наподобие цепных ядер, которые могут срезать в своём полёте группу деревьев.

Чтобы включить и схватить всё, что есть ускользающего и неуловимого в материи, нужно создавать сжатые цепи образов или аналогий и бросать их в таинственное море явлений. Оставляя в стороне традиционную форму, следующая фраза моего Футуриста Мафарки есть сжатая цепь образов:

Вся гадкая сладость его юности поднималась из его горла, как со школьного двора поднимаются крики детей к их старым учителям, наклонившимся над перилами террас, откуда видны бегущие по морю суда.

Вот три сжатые цепи образов:

Вокруг колодцев Бумелианы под косматыми оливами три верблюда, удобно расположившиеся на песке, издавали от радости звуки старых водосточных труб, примешивая своё харканье к пыхтенью парового насоса, утоляющего жажду города. Футуристские визги и диссонансы в глубоком оркестре траншей с извилистыми проходами и звучными погребами, среди мелькания штыков, скрипичных смычков, которые красная палочка заката-дирижёра воспламеняет энтузиазмом.

Это он широким жестом собирает рассеянные флейты птиц в деревьях и жалобные арфы насекомых, треск сучьев, скрежет каменьев… Это он останавливает шум солдатских команд и сталкивающихся штыков и предоставляет петь во весь голос с оркестром под сурдинку всем звёздам в золотых одеждах, с раскрытыми объятиями, стоящим на рампе неба. А вот и дама на спектакле: в большом декольте, пустыня развёртывает в самом деле свою обширную грудь с тысячами разжиженных кривых, подёрнутых розовыми румянами, под обрушивающимися каменьями расточительной ночи («Битва при Триполи»).

10. Так как всякий порядок неизбежно является продуктом лукавого интеллекта, то нужно оркестровать образы, располагая их соответственно максимуму беспорядка.

11. Уничтожить «Я» в литературе, то есть уничтожить всякую психологию. Человек, совершенно испорченный библиотекой и музеем, покорный ужасающей логике и благоразумию, не