Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Княжна Тараканова - Эдвард Радзинский

Княжна Тараканова - Эдвард Радзинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 62
Перейти на страницу:

…5 декабря 1775 года. Раннее морозное утро.

В своей опочивальне князь Голицын еще спал, когда камердинер со вздохами, почтительно разбудил его:

— Ваше сиятельство… Из крепости обер-комендант дожидается!

Князь в халате торопливо выходит в приемную. Здесь его ждет комендант Петропавловской крепости Чернышев.

— Кончается… Священника просит.

Голицын задумался. Походил по приемной.

«Ох, чувствую, не надо! Да как откажешь в такой-то просьбе? Ну что ж, будем все исполнять по прежней инструкции матушки».

— Позовешь к ней Петра Андреева, священника из Казанского собора… Сначала к присяге его приведи о строжайшем соблюдении тайны, ну а потом… я сам с ним поговорю.

Князь позвонил в колокольчик и сказал вошедшему слуге:

— Закладывать. В крепость!

Был уже седьмой час вечера. В Петропавловской крепости в комнате коменданта сидел князь Голицын. И ждал.

У дверей камеры Елизаветы прохаживался обер-комендант Чернышев. И тоже ждал.

Наконец дверь камеры открылась. И вышел молодой священник. Комендант взглянул на него и только перекрестился.

В комнате коменданта крепости по-прежнему сидел князь Голицын. Чернышев молча ввел священника.

Голицын вопросительно посмотрел: священник тихо наклонил голову.

— Отошла, — прошептал князь. — Ну и что… что сказала?

Священник глядел на князя кроткими печальными глазами.

— Что огорчала Бога греховной жизнью… жила в телесной нечистоте… и ощущает себя великой грешницей, живя противно заповедям Божьим… Господи, спаси ее душу!

— А соучастники… а преступные замыслы? — растерянно спросил князь.

Священник молча смотрел на него.

— Значит, это все, что я должен передать государыне?

— Это все, что я имею сказать вам, князь.

Священник все так же кротко смотрел на князя.

«Я хотел накричать на него: как он дерзнул не выполнить матушкину волю?! Я уж было рот раскрыл… Но мне почему-то стало страшно. От глаз его…»

— Благослови тебя Бог, Александр Михайлович, — тихо сказал священник. И вышел.

Голицын сидел один в комендантской. Куранты на крепости пробили семь.

«Я вспомнил, как впервые вошел к ней… было тоже семь часов пополудни…» Он тяжело поднялся с кресел.

Голицын вошел в ее камеру.

Она лежала на кровати: руки скрещены на груди. Горела свеча.

Голицын долго смотрел на ее лицо, спокойное, прекрасное и совсем юное… На застывших губах — тихая улыбка… Да-да, улыбка…

За спиной послышались шаги коменданта.

Но Голицын, не оборачиваясь, завороженно глядел на эту таинственную улыбку.

Наконец хрипло приказал коменданту:

— В равелине похоронить. Сегодня же ночью. Хоронить должна та же команда, которая охраняла ее. И крепко предупреди их о присяге. Чтоб навсегда молчали, олухи…

Утром следующего дня в Петербурге шел снег. Все засыпано снегом у Алексеевскою равелина. Князь Голицын стоял посреди ровного снежного поля. Рядом с ним — комендант Чернышев.

— С землею сровняли. Все как повелели. Здесь она. — Комендант указал на ровное белое поле.

Голицын молча глядел на белое пространство перед собой. Потом вздохнул, перекрестился и пошел прочь по двору крепости.

К новому, 1776 году двор вернулся в Санкт-Петербург.

В девять часов утра в кабинете императрицы в Зимнем дворце были с докладом Вяземский и Голицын.

— И ничего не сказала на исповеди? — Екатерина внимательно поглядела на князя Голицына.

— Точно так, Ваше величество! Умерла нераскаявшейся грешницей.

— Бесстыдная была женщина… Но мы зла не помним. Пусть будет ей царствие небесное. Кстати, этот Петр Андреев — священник очень строгих правил. И нечего ему в нашем суетном Санкт-Петербурге делать. Пусть Синод распорядится, отошлет его в обитель подалее. Там и люди чище, и жизнь светлее.

Вяземский поклонился и записал.

— Что остальные заключенные? — спросила Екатерина.

— По-прежнему содержатся в строгости под караулом, — ответил Голицын.

— А нужно ли сие? — благодетельно улыбаясь, вдруг спросила императрица. — Всклепавшая на себя чужое имя мертва. Стоит ли держать в заточении людей, введенных ею в заблуждение?

И она благостно взглянула на Вяземского.

— Ну, во-первых, нельзя доказать участие Черномского и Доманского в ее преступных замыслах, — тотчас начал все понявший Вяземский.

— Вот именно, — милостиво сказала Екатерина. — Действовали по легкомыслию. Да к тому же пагубная страсть молодого человека многое извиняет. Ах, эта любовь, господа!

Оба князя с готовностью закивали.

«Столько предосторожностей, секретностей — и вдруг выпустить всех этих людей, знающих столько, в Европу?! Но почему? Что случилось?» — в изумлении думал Голицын.

— Я думаю, следует взять с них обет вечного молчания. Дать им по сто рублей и отпустить в отечество… У вас иное мнение, господа?

Оба князя закивали, показывая, что у них то же самое мнение.

— Да, еще… Остаются ее камер-фрау и слуги. — И она посмотрела на Вяземского.

— Я читал показания камер-фрау, — с готовностью начал Вяземский. — Умственно слабая женщина. К тому же не доказано ее сообщничество с умершей авантюрерой. Кроме того, говорят, бедняжка не получала от нее давно никакого жалованья…

— Отдать ей старые вещи покойницы, выдать сто пятьдесят рублей на дорогу. Отвезти немедля в Ригу и отправить в отечество, — сказала императрица.

«Ну и ну! Будто завещание чье-то читает…» — сказал себе Голицын.

— Всем остальным слугам, — продолжала все так же милостиво Екатерина, — выдать по пятьдесят рублей. И доставить их до границы, предварительно взяв с них обет вечного молчания. Все это оформить в указ, господа.

«Хорош будет указ!.. Столько допросов, присяг, предосторожностей — и всех выпустить в Европу… Ничего не могу понять!»

— У вас другое мнение, князь? — обратилась к Голицыну Екатерина.

— Ваше императорское величество поступили, как всегда, милосердно и мудро. Я думаю, все указанные лица и дети их будут до смерти молить Бога за здоровье Вашего величества.

— Ну вот… Что еще? — Она посмотрела на Вяземского.

— Прошение графа Алексея Григорьевича Орлова об отставке, — печально ответил Вяземский.

— Заготовьте указ Военной коллегии, изъявив ему наше благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество… Мы всемилостивейше снисходим к его просьбе и увольняем его в вечную отставку. И пусть Григорий Александрович Потемкин сам подпишет. Сие будет приятно обоим: они ведь давние друзья.

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 62
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?