Покажи мне звёзды - Екатерина Владимировна Скибинских (Лихно)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, уже давно простила Тони за его уловку. Попсиховала, конечно, несколько дней и успокоилась. Да на него, в принципе, и невозможно долго злиться.
Правда, следующим шоком для меня стала просьба выпороть его за обман. Еще несколько дней держалась, отказывая, пока не поняла, что ему в самом деле это нужно. Тони не любитель боли, сам процесс порки никакого удовольствия не приносит, но вот морально ему становится легче: его проступок не остался безнаказанным. Да и потом некоторое время ведет себя безукоризненно, не пытаясь довести меня до седых волос и нервного тика. Хотя, мне кажется, такими темпами рано или поздно я все же до этого дойду.
– И как скоро истекает год? – поинтересовался чем-то жутко довольный Кевин.
– Уже, – отозвалась неохотно, делая большой глоток чая.
– Что, прямо пару недель назад?
– Прямо почти год назад… Не хочет он на свободу. Ну, или я теперь не так уж активно настаиваю на этом… Хотя, конечно, часто думаю, что с его талантом ему бы открыть собственную картинную галерею и жить в свое удовольствие, полностью уйдя в творчество, – невольно улыбнулась, вспомнив, как Тони возмущался, когда предложила ему этот вариант.
Вернее, он был бы не против писать картины для продажи, если мне так этого хочется, но вариант, при котором он жил бы отдельно от меня, не рассматривался в принципе. Да и я уже не представляла себе жизнь без его солнечной улыбки и восторженного блеска в глазах, когда он рассказывал мне об очередной своей картине.
По крайней мере, именно этот восторг во взгляде и стал однажды причиной того, что, неожиданно для себя, первая поцеловала Тони. Достаточно было осознать, что эти эмоции у него вызывают не только картины, но и я сама. А уж чувствовать себя в его объятьях самим совершенством, едва ли не богиней, – наркотик, от которого сложно отказаться добровольно…
Кевин больше не задавал никаких вопросов, да я бы, наверное, больше ничего и не рассказала. И так позволила себе наговорить много личного.
Вскоре рагу было готово, и на запах из комнаты выскочил довольный Тони, перепачканный синей и фиолетовой краской.
– Ой, а я пришел готовить ужин… – выпалил он растерянно, оглядев кухню чуть расширенными глазами.
– Мне сегодня хотелось приготовить самой, да и Кевин активно помогал, – тут же отреагировала я, пока парень не начал себя корить.
– А, хорошо тогда. Никки, я закончил картину! Посмотришь? – Тони тут же переключился на интересующую его тему, и взгляд его светился предвкушением.
– Давай мы сначала поужинаем, а потом посмотрим, хорошо? Только, ради всего святого, для начала иди, умойся, – предложила ему, углядев широкий фиолетовый мазок на его правой щеке и носу.
– Испачкался, да? Я и не заметил. Ага, сейчас. О, Кевин, завтра надо будет молока и творога на рынке купить, я забыл записать. Допиши в список или запомни, на случай, если забуду, – спохватился он, остановившись в дверях.
Кевин немного заторможено кивнул, и Тони, просияв улыбкой, умчался в ванную.
– Удивительный человек… – проворчал Кевин себе под нос.
– Что ты имеешь в виду?
– Да это я так, о своем… Не обращай внимания, – усмехнулся он.
Ужин прошел в обычной обстановке. Тони, как всегда, с упоением делился новыми впечатлениями от похода к обрыву, в основном уделяя внимание удивительно прекрасным пейзажам. О том, что поход этот закончился не совсем приятно, напоминало лишь его нетерпеливое ерзанье на стуле, да то, как он поморщился пару раз, присаживаясь. Что, впрочем, ни капли не повлияло на его настроение. Более того, Тони явно выглядел счастливее, чем даже вчера.
Я, уже привычная к этому, тоже вела себя как обычно, с удовольствием поддерживая разговор, а вот Кевин первые несколько минут просто молча пялился на парня, не скрывая удивления, только потом приступил к трапезе.
После ужина, как и обещала, пошла за Тони в его комнату. Он, заговорщицки улыбаясь, подвел меня к холсту, покрытому тканью.
– Как думаешь, что там? – спросил он непривычно серьезным тоном, но его выдавали эти искорки предвкушения, горевшие в глазах.
– Так понимаю, пейзаж, который ты сегодня рисовал? – предположила самое очевидное, невольно заинтересовавшись.
– Нет, пейзаж – это всего лишь пейзаж, а мне хотелось создать нечто большее. То, чего ты на самом деле заслуживаешь. Эта картина для тебя. Я никак не мог ее закончить, каждый раз получалось совсем не то, что хотелось… Но сегодня наконец-то нанес завершающий мазок, – продолжил он все с той же серьезностью и медленно стянул ткань.
От увиденного совершенства у меня перехватило дыхание. Моему взору предстало бескрайнее небо, усыпанное мириадами звезд. Казалось, протяни руку, и коснешься манящей бархатной синевы. Картина была завораживающе прекрасна, хотелось смотреть и смотреть, проваливаясь в ее бездонную пропасть…
– Ты даришь мне небо? – услышала я свой голос словно со стороны.
– Я дарю тебе звезды… – ответил он на грани слышимости. – Ты видишь сейчас только их?
– Ммм… Что? – растерялась я. – Да, только звезды. А что должна?
Вместо ответа Тони взял меня за руку и заставил отступить на несколько шагов в сторону, чтобы я могла посмотреть на картину уже под другим углом. От неожиданности ахнула, увидев то, что хотел показать мой гениальный творец.
С холста на меня смотрела… я. Мое лицо, сотканное из звезд на ночном небе. Вечно лезущая в глаза челка, чуть вздернутый кончик носа, приподнятые уголки губ, привычная решительность во взгляде… Я словно бы смотрелась в свое отражение. Всегда знала, что Тони талантлив, но чтоб настолько!..
Обернувшись к нему, поддавшись порыву, приникла к его губам в долгом проникновенном поцелуе. В другое время он бы обязательно закончился нашей близостью, но, несмотря на всю признательность и симпатию к моему художнику, в этот раз ничего не екнуло внутри, не трепыхнулось к нему навстречу. Поцелуй остался лишь поцелуем. Похоже, сказывался пережитый сегодня стресс.
И Тони тоже это понял, мягко отстранившись. Улыбнулся с толикой грусти, всматриваясь в мои глаза.
– Ты – как звезды. Они тоже бесконечно прекрасны, таинственны и далеки. Тобой хочется вдохновляться, любоваться и лишь надеяться, что однажды посмотришь вниз. Но как знать, возможно, звезды