Шелепин и ликвидация Бандеры - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Возложить на т. Козлова председательствование на заседаниях Секретариата ЦК КПСС, а также рассмотрение материалов и подготовку вопросов к заседаниям Секретариата ЦК».
Козлова вполне устраивали частые поездки Хрущева по стране и миру. В отсутствие Никиты Сергеевича он был хозяином на Старой площади и, возможно, со временем претендовал бы на роль преемника. Фрол Романович, высокий, статный, красивый, хорошо смотрелся на трибуне. Александр Твардовский записал в дневнике: «Есть такой человек в руководстве — Козлов, который, когда разговаривает, слушает только себя и сам пьянеет от своего голоса».
Обновление кадров оказалось в пользу Семичастного. Шелепин сумел правильно поговорить с Хрущевым, напомнить о хорошем работнике, чьи таланты пропадают в далеком Баку. Никита Сергеевич решил, что Семичастный достаточно наказан за свои аппаратные промахи и набрался политического опыта.
Через две недели после ухода Шелепина с поста председателя КГБ на освободившееся место был назначен его друг и товарищ Владимир Ефимович Семичастный, который был вторым секретарем ЦК компартии Азербайджана. Семичастному вырезали аппендикс, после операции он отдыхал в подмосковном санатории Барвиха. Позвонил Шелепин:
— Завтра будь в ЦК.
Его принял Фрол Романович Козлов, сказал:
— Мы вас рекомендуем на пост председателя КГБ.
9 ноября 1961 года Владимира Ефимовича привели в кабинет Хрущева представляться в новой должности. Разговор продолжался пять минут. Никита Сергеевич напутствовал его на свой лад:
— У нас на этом посту чекистов было предостаточно. Дров столько наломали… Хватит. Нам нужен человек, который понимает, зачем эти органы существуют, и проводит политику партии. Шелепин начал расчищать, а вы продолжайте…
— Как вам Шелепин передавал дела? — спросил я Семичастного.
— Ключи от сейфа и от стола отдал, показал, как что открывается, только код сменил: «Сам себе придумай». А что ему еще передавать? Список личного состава? Шелепин пришел на коллегию комитета, представил меня и ушел.
— Неужели ничего не посоветовал?
— Мы с ним настолько близки были и так тесно общались, что я всегда у него мог что-то спросить и посоветоваться. Нравоучений он мне не читал. Охарактеризовал немножечко людей — кого поближе держать, кого подальше, кого поскорее убрать, на кого опираться. Ну, как обычно бывает, когда один уходит, другой приходит…
Новому председателю КГБ Семичастному было всего тридцать семь лет. Никита Сергеевич хотел работать с людьми такого возраста, не отягощенными прошлым, энергичными, не потерявшими интереса к работе и жизни.
Александр Николаевич Шелепин в его кадровых расчетах занимал особое место. После ХХII съезда Хрущев поручил ему, как секретарю ЦК, курировать партийные кадры.
Хрущев жаждал обновления кадров. 14 декабря 1959 года на расширенном заседании президиума ЦК Хрущев, говоря о проекте программы КПСС, завел речь о том, что его волновало:
— В программе надо было бы подумать и насчет демократизации нашего общественного строя. Без этого нельзя. Взять, к примеру, наше руководство — президиум. Мы не ограничены ни властью, ни временем. Правильно ли это? Может собраться артель, люди могут спаяться и спиться. При Сталине это было, сидел же разбойник Багиров. Сталин о нем говорил, что мусульмане не держали бы его и недели, убили бы, если бы его не поддерживали, а он там сидел двадцать лет.
Никита Сергеевич имел в виду кандидата в члены президиума ЦК КПСС Мир Джафар Аббасовича Багирова, который двадцать лет, с 1933 по 1953 год, был хозяином Азербайджана. Его сняли с должности, судили и расстреляли после смерти Сталина и Берии…
Хрущев перевел свою идею в практическую плоскость:
— Я беру президиум ЦК: нас выбирают, но на следующем съезде одна треть выбывает обязательно.
А то, говорил Хрущев, молодежь растет, но должности для нее не освобождаются. Они должны ждать, когда кто-нибудь из старшего поколения умрет.
— Буржуазные конституции, — произнес Хрущев крамольную мысль, — пожалуй, более демократично построены, чем наша: больше двух созывов президент не может быть. Если буржуа и капиталисты не боятся, что эти их устои будут подорваны, когда после двух сроков выбранный президент меняется, так почему мы должны бояться? Что же мы, не уверены в своей системе или меньше уверены, чем эти буржуа и капиталисты, помещики? Нас выбрали, и мы самые гениальные? А за нами люди совершенно незаслуженные? Поэтому я считал бы, что нужно так сделать, чтобы таким образом все время было обновление.
Кому из тех, кто сидел в зале заседаний президиума и слушал первого секретаря, могли понравиться эти слова? Хрущев-то пенсионного возраста, ему все равно вскоре уходить, а каково более молодым? Неужели им придется расставаться с должностями просто потому, что больше двух сроков нельзя занимать высокое кресло?
— Если каждый будет знать, что он будет выбран только один срок, максимум два, — продолжал фантазировать Хрущев, — тогда у нас не будет бюрократического аппарата, у нас не будет кастовости. А это значит, что смелее люди будут выдвигаться, а это значит, демократизация будет в партии, в народе, в стране.
Приехав в Киев в январе шестьдесят первого, Хрущев поделился своей идей с украинской номенклатурой:
— Товарищи, вредно задерживаться. Я вправе это говорить, потому что мне в апреле месяце этого года будет шестьдесят семь лет (аплодисменты). Может быть, нам даже установить какое-то расписание, что такой-то пост могут занимать люди не старше такого-то возраста. Это может быть не закон, могут быть исключения, но должны быть какие-то правила. Вот его вызываешь. Он говорит, знаете, понимаете. Не хочется обидеть. Может быть, какую-то другую работу? Он говорит — нет, я еще здоровый. Что же ты здоровый, у тебя то под левым, то под правым ребром болит… Я сам себя ловлю. Бывало, машина станет — выскакиваешь, как пуля, а теперь одну, вторую ногу выдвинешь, и я замечаю, что я приобрел приемы старика, которые свойственны каждому старику. (Шум в зале.) Нет, товарищи, вы меня не подбадривайте. Я у вас не прошусь на пенсию, но я уже пенсионер по возрасту… Другой раз выдвигают, говорят — молодой. Сколько же ему лет? Сорок пять. Когда мне было тридцать пять лет, я уже был дед…
Наверное, Никита Сергеевич рассчитывал на поддержку молодых кадров, которым омоложение аппарата открыло бы дорогу наверх. Но логика молодых аппаратчиков была иной: они, как и старшие товарищи, больше дорожили стабильностью. Только занял кресло — и уже освобождать?
17 июня 1961 года Хрущев на заседании президиума вновь вернулся к этому вопросу. Он немного смягчил свою позицию относительно того, сколько времени можно занимать высшие руководящие посты, сделал послабление для товарищей:
— Я все-таки считаю, что следует оставить три срока для союзного руководства и два срока для всех остальных. Почему? Все-таки союзный уровень есть союзный. Во-вторых, когда мы запишем два срока, то нам не скажут этого, но это вызовет большое недовольство у руководителей социалистических стран. Надо с этим считаться. Поэтому не надо поддаваться настроению демократизма, надо все-таки реально представлять ответственность за наше дело. ЦК союзный и ЦК республиканские были на одном уровне. Сейчас надо отделить ЦК союзный, а те в другую категорию перенести. Это будет правильно. Там будет восемь лет.