Заклинатель - Фиона Э. Хиггинс

Я рассмеялся. Как же просто. Нона права: все это время ответ был у меня прямо под носом.

Теперь, когда я разрешил загадку, мне тем более не терпелось увидеть Юнону. Хоть ее не было, запах можжевельника все еще витал в комнате — подозрительно сильный, как мне показалось. Вообще-то почти столь же сильный, как в ее присутствии. Принюхавшись, я, как собака, припал к полу. Сильнее всего пахло под кроватью. Заглянув туда, я увидел длинный черный шнурок и сразу же понял, в чем дело. Потянув за шнурок, я его вытащил и поднял в воздух: у меня перед глазами закачался потускневший от времени медальон. Я подцепил крышку ногтем, открыл и обнаружил внутри желтую пасту, пахнущую можжевельником. Осторожно понюхал ее, и в то же мгновение в голове у меня прояснилось и все чувства обострились, словно свежезаточенное перо.

«Куда ж ты ушла?» — пробормотал я, вертя медальон на ладони. На обороте его были выгравированы две буквы.

Вот тут-то мне и захотелось убить ее.

Снег давно прекратился, но серое небо по-прежнему тяжело нависало над городом, и в сугробах возле пансиона миссис Сытвуд все еще были видны следы давешней потасовки. А еще — отпечатки сапог, ведущие прочь от дома. Интуиция подсказала Пину, что это следы Юноны.

Мрачно насупившись, он дошел по следам до Моста; он бы не удивился, если б они вывели его за пределы города, но неожиданно цепочка легла совершенно в другом направлении. Пошел слабый снег, и Пин выругался вполголоса. Нужно было спешить. Скоро отпечатки скроются под белым покрывалом, и их невозможно будет различить. Тропка завела Пина в Пустопорожний переулок, а оттуда прямиком к воротам кладбища.

Пин остановился в сторонке и некоторое время наблюдал, как Юнона тщетно ковыряет мерзлую землю вокруг могилы его матери. Возле нее на снегу лежали знакомый чемоданчик и коричневый мешок. Мальчик крепко стиснул зубы, сердце у него словно окаменело. Каждая мышца напряглась до предела.

— Юнона!

Девушка вздрогнула от неожиданности, уронила лопату и резко обернулась. Увидев Пина, Юнона будто оцепенела от растерянности и испуга. Она поднялась на ноги:

— Что ты здесь делаешь?

— Мог бы задать тебе тот же вопрос, — отвечал Пин. — Лично я пришел сказать, что разгадал вашу тайну. Все дело в зелье, правда? Благодаря ему люди видят то, что хотят увидеть. А можжевеловая мазь — та, что хранится в медальоне, — проясняет сознание, верно? Поэтому ты ею и мажешься, и Бенедикт тоже. Правильно?

— Да, — подтвердила Юнона.

— Теперь объясни, почему ты сбежала вдруг ни с того ни с сего? И чем ты здесь занимаешься?

— Не тем, о чем ты подумал, — сказала Юнона. Она окончательно растерялась, уловив в голосе Пина жесткие нотки. — Я могу все объяснить. — Лицо ее было бледно, как у призрака, руки дрожали.

— Я-то считал, ты мне друг.

— Я тебе друг. Поэтому я и пришла сюда. Ты разве не видишь? Стараюсь сделать так, чтобы все было правильно.

— Каким образом?

— Хочу вернуть кое-что на место.

— Как ты собираешься это сделать, если оно у меня?

Это заявление окончательно сбило Юнону с толку.

— Пин, ты о чем говоришь?

— Дура! О медальоне, конечно! О том, который ты выкрала из могилы моей родной матери! — Он достал медальон из кармана и покачал им в воздухе перед глазами Юноны. — А где серебряная цепочка? Что, продала, да?

Рука Юноны бессознательно потянулась к шее, хотя девушка и так знала: шнурка там нет.

— Мой медальон! Где ты нашел его?

— Ах, твой медальон? — Пин готов был взорваться от ярости. — Это медальон моей матери. Ты сняла его с шеи покойницы! Поверить не могу! Ты — жалкая, мерзкая грабительница! Разворовываешь могилы!

— Нет, он мой! — продолжала настаивать Юнона. — Сам посмотри на обороте.

Пин поднял медальон повыше, и в лунном свете отчетливо высветились инициалы «Ю. К.»

— Это вензель моей матери, — сказал он. — Инициалы означают «Юна Карпью».

Юнона взглянула ему прямо в глаза.

— Или Юнона Кэчпол, — произнесла она глухим холодным голосом.

Пин усмехнулся:

— Но тебя-то зовут Юнона Пантагус. Бенедикт ведь твой дядя. — Не успел Пин закончить эту фразу, как голос его сорвался. Вся уверенность вдруг улетучилась.

— Бенедикт мне не дядя, — спокойно возразила Юнона. — Мы так говорим, но это неправда. Для работы лучше, если нас будут считать родственниками. Ведь наша «магия» передается по наследству.

Пин пошатнулся и, чтобы сохранить равновесие, опустился на землю. Он обхватил голову руками.

— Ох, Юнона! Прости, пожалуйста. Я должен был тебе доверять. Но согласись, что мне оставалось думать? Маму похоронили с серебряным медальоном. Это была последняя ее драгоценность, которую не продали. — Он поднял на девушку взгляд, полный отчаяния. — Тогда зачем ты сюда пришла? Зачем ты копаешь?

— Пин, — медленно проговорила Юнона, — я должна рассказать тебе правду.

— Какую правду? О чем? Теперь я все знаю. Дай мне возможность исправиться. Мы могли бы уйти из города вместе. Ты станешь Заклинательницей Костей, а я буду твоим помощником…

— Хватит! — скомандовала Юнона, и Пин умолк. — Да, я хочу, чтобы мы ушли вместе, конечно хочу, но сперва ты должен узнать кое-что. Я пришла сюда, чтобы вернуть на место один предмет. Знаю, это глупо, совершенно нелепо, но попробовать стоило. Иначе я не смогла бы с этим жить.

Она подняла с земли коричневый мешок и протянула его Пину:

— Это по праву принадлежит тебе.

Медленно Пин протянул трясущуюся руку и взял мешок. Он опустился на колени, распустил завязку и вывалил содержимое мешка наружу. На снег высыпалась кучка сухих костей. Он все еще не понимал. А затем из мешка выкатилось и ударилось ему об ноги еще кое-что — бурый череп с легкими, похожими на клуб пара волосами.

— Мадам де Коста? — прошептал Пин.

— Нет, — ответила Юнона. — Твоя мать.

Пин в ужасе уставился на Юнону. У него внутри все перевернулось. Мальчику показалось, его сейчас стошнит.