Мой бывший муж. Давай попробуем опять? - Татьяна Новикова

– Не знаю.

– Врешь.

– Алис, я не знаю, что было бы, если бы Маша чисто гипотетически была беременна. Потому что фактически она не беременна, и мы расстались. Ты на что-то намекаешь?

– Да нет же. Понять пытаюсь, разобраться в вашей мужской психологии, – быстренько ответила она. – У меня подружка залетела и… боится, что парень её бросит, когда узнает. А он её любит. Вот я и пытаюсь разобраться, как это обычно бывает. Просто взвесь свои чувства и ответь: ты бы с ней остался или ушел?

Зачем что-то взвешивать?

Он бы остался с Машей даже без детей. Прямо сейчас рванул бы к ней и вымаливал прощение, только бы она на него посмотрела.

Чего отнекиваться, лукавить, убеждать себя, что между ними был небольшой романчик. Необременительный такой, легкий.

Его ломало от её отсутствия так, как никогда не ломало раньше. Он вспоминал их последнюю встречу, и её образ, измученный, израненный его равнодушием, колол сердце тысячей кинжалов.

Он… он любил её.

Так сильно, как способен один глупец любить женщину всей своей жизни.

Он ведь кольцо купил. Не первое попавшееся, а специально ездил по салонам и выбирал такое, которое понравилось бы Маше. Влад не хотел напрягать её свадьбой (ну а вдруг она сама не планировала вновь выходить замуж?), откладывал предложение до последнего.

Именно поэтому, когда Погодин завел разговор о детях, Влад поспешил сказать: не-не, это не для меня, я не такой и вообще мы просто встречаемся, не лезь к нам.

Думал не давить на Машу, не пугать её через две недели отношений.

Кольцо заранее купил, а давить не хотел. Дурак.

А ребенок…

Хм…

Влад представил, как Маша подкрадывается к нему со спины, вся такая нежная и хрупкая, произносит на ухо:

– Ты станешь папой.

И внезапно понял, что сошел бы с ума от счастья.

Он всегда хотел доказать, что стоит чего-то большего, чем остальные. Не умел держаться за отношения. Уходил в бизнес, закрывался ото всех.

Потому что любовь может случиться у каждого человека. Это всё ерунда, не стоящая внимания.

Но потом Маша появилась и ушла, и, сидя в кабинете до полуночи, Влад понял, что ему глубоко противна работа. Он ненавидел всё то, что разлучило его с Машей. Себя – в первую очередь.

Кажется, сегодня Владислав Давыдов впервые признался самому себе, что готов уйти от управления фирмой. Отказаться от дела всей жизни, чтобы доказать Маше – она на первом месте.

Всегда.

– Эй, не молчи! – перебила его размышления сестра.

– Я бы никогда не бросил Машу. Если бы я узнал, что она беременна, то был бы счастлив.

Слова дались тяжело, как что-то сложное, непонятное. Чужеродный язык, на котором говоришь еле-еле, и тебе самому стыдно за произношение.

– Ага, поняла. Спасибо, брат. Ты мне помог. Хорошего тебе дня, – свернула разговор сестренка и быстренько повесила трубку.

Оставив Влада киснуть в болоте собственного бессилия.

***

Сегодня мне приснился отвратительный сон. В нем я была старая и отчасти беззубая (отчасти, потому что не хватало только передних зубов), а из друзей у меня остался только Погодин. Тоже немолодой, полысевший, обрюзгший. Он ходил с палочкой, колотил ею меня по хребтине и постоянно зудел, что отдал мне лучшие годы жизни.

Влад во сне тоже объявился. Статный и красивый, всегда тридцатилетний, он обжимался с высоченной блондинкой, а та обещала нарожать ему кучу наследников.

– Наконец-то я понял, что хочу детей. От тебя. А от Маши совсем не хотел, – уверил её Давыдов, после чего они громко расхохотались и все дружно, вместе с предателем-Погодиным, стали тыкать в меня пальцами.

Меня это почему-то так сильно задело, что я проснулась от скрипа собственных зубов.

Тьфу, блин.

Так их сточить в ноль недолго. Будет сон пророческим.

Целый месяц после того, как мою жизнь перечеркнули две розовые полоски, я продолжала избегать Влада. Жила как прежде, даже в женскую консультацию не сходила – чтобы никто не мог официально назвать меня беременной.

По утрам я с ужасом оглядывала живот, дико опасаясь, что в один день он вылезет как на дрожжах. Чпок, и всё, здравствуйте, пятидесятисантиметровый мяч. Да, где-то на седьмой неделе сроку. Ну и что, мол, такого не бывает? В моих фантазиях – бывало.

В общем, я пыталась никак не показывать своего секрета.

Но относиться к себе стала иначе. Менее строго. Обедать не забывала и домой старалась вернуться хотя бы к восьми вечера. Следила за самочувствием. Пила витамины.

Потому что так правильно.

Потому что тот маленький комочек клеток, что зародился во мне, не виноват в наших с Давыдовым сложностях.

Этим утром, отогнав остатки гадкого сна, я по привычке начала собираться на работу, но всё не клеилось. Прям до трясучки. Я слишком уж долго копошилась в ванной, пролила молоко на столешницу, рассыпала хлопья. Уронила телефон на кафель и разбила экран.

Кошка взвизгнула и улетела на шкаф, когда я спросонья едва не оттоптала ей хвост. В тостере подгорел кусочек батона, и на всю кухню запахло гарью.

Да что такое!

Если честно, появилось желание на работу не ходить. Боюсь представить, какие приключения меня там поджидают. Есть немалые шансы домой вообще не вернуться, если неприятности не прекратятся.

Но идти всё-таки пришлось.

…До работы я еду со всеми возможными происшествиями. Мы с таксистом попадаем в «пробку» на сорок минут, стоим у каждого светофора. Я обреченно откидываюсь в кресле, ни на что уже не рассчитывая.

Точно не мой день.

Катастрофа какая-то.

За два перекрестка до бизнес-центра звонит Дима и спрашивает без приветствия:

– Ты где?

– Еду.

– Долго тебе ещё?

– Ну-у-у, относительно, – с тоской смотрю на наручные часы, которые показывают почти девять утра. – Минут пятнадцать.

– Давыдов на девять совещание внеплановое организовал. Просил быть всех без исключения руководителей.

– За меня Катя сходит.

– Он твоей Кате позвонил и отдельно сказал, что хочет видеть непременно Марию Олеговну. Катя ко мне прибежала спрашивать, тревожить ли тебя. Было решено, что потревожу я.

Моё сердце ухает вниз живота, как будто Влад на этом совещании собирается меня уволить, перед этим прилюдно отчитав, назвав некомпетентной сотрудницей и вообще дурой.

Я не готова его видеть. Нет. Только не сегодня, когда всё идет через одно место.