Агломерат - Никита Костылев

— Твари! Слушайте внимательно! Вы ничтожества! Вас отловили, как животных, в ваших норах, поэтому мы и будем относиться к вам как к животным! Надо будет, мы вас всех уничтожим! Мы, воины великой Цитадели, даем вам последний шанс прожить свою жалкую жизнь по-человечески!

Я закрыл глаза: ничего интересного он мне сказать не мог. Ну, ничтожества, будете пахать, пока не умрете, ну дадим вам шанс… Нацисты долбаные, понабрали оружия, отстроили свои концлагеря, обложились минами да колючей проволокой, устроили тут свой бесчеловечный режим. Рабовладельцы! Во что же вы превратились, люди?! Ведь еще совсем недавно были нормальные, работали, любили, детей растили… Конечно, у всех свои заморочки, но чтобы таких же, как вы сами, превращать в рабов и так беспределить…

— Специальный отряд для работы в особо опасных территориях… работа для настоящих… единственный шанс… — донеслось с другого края шеренги.

Я повернул голову к стоящему рядом Артему и спросил:

— Что такое?

— Да рассказывают о том, где будет дохнуть второй вариант, — тихо прошептал тот. — Они там сталкерить по минному полю будут… Тебе-то что, тебя уже заочно продали… а вот я…

— Сейчас будут в Колизей запихивать, машина подъехала, — раздался за спиной голос какого-то раба.

— Попасть бы туда, — вздохнул Артем. — Там, может, и выжил бы.

— Ты маловат, — ответил неизвестный голос за спиной, — а вот ты, Андрей, соглашайся. Тебе хорунжего дадут, а мне урядника…

Я наконец узнал голос и резко обернулся. С грязно-белой повязкой на правом глазу, весь потрепанный и обросший щетиной, на меня смотрел мой старый друг Денис Щербаков.

Было уже четыре утра, в переполненном бараке рабов Колизея давно все уснули. После распределения нас загнали в маленькое помещение без окон и закрыли.

Дэн вытер лицо руками и тихо вздохнул, помолчав еще немного, он выговорил:

— Ты меня прости. Ну, за то, что я тогда ушел.

— Не мне тебя судить, — сказал я. — Тебе у пацанов нашей сотни прощения просить надо. Да не получится: нет их уже. Вся сотня полегла.

— Я слышал про ваш прорыв, — покачал головой Денис. — Много слухов по областям-агломератам ходило. Много правды, но в основном байки, даже слушок шел, что московские после автономов на Союз 12 позарятся. Я про столицу слухи собирал…

— Расскажи, что с тобой случилось. — Я взглянул в единственный глаз друга. — Где глаз потерял?

— Глаз? Так это когда меня ловили… — горько сказал Денис. — Я даже как-то привык уже… Меня по России неплохо помотало. Мы когда с тобой разошлись, я двинулся в сторону Мстинского моста, но хорошо, что не дошел. Там на развалинах уже флаг автономии висел. Потом пробирался через Волгоградскую область, как выжил — одному богу известно. Я же когда рванул — у меня оружия не было.

— Никого не встретил?

— Встретил, и не раз, — кивнул Дэн. — Один раз мертвым притворился рядом с подбитой коробочкой автономов, а второй раз в болоте часов восемь просидел по горло в воде. Тяжело выбирался. Потом хотел попасть в Москву к родне, но не сложилось. Не хочу говорить, как я в Цитадели оказался. Где-то месяц в Самаре жил, но волей случая попал в ЕкБ. Когда приехал, еще более-менее было, потом начался бандитский беспредел. Просто вакханалия какая-то, я хотел было сначала в «дельцы» податься, да меня в военно-трудовой отряд направили. Ну, я как понял, что больше в Цитадели оставаться не хочу, решил рвать когти. Только не вышло, я из самой части-то вырваться смог, а вот потом не получилось. Словил меня первый попавшийся патруль, отправили к «найденышам». Они вас «найденышами» называют, вернее, теперь уже нас. Я же здоровый, решили меня перепродать в Колизей.

— Денис, а тебе не стремно? — вдруг спросил я.

— Стремно, конечно, — хмуро кивнул Дэн. — Из Колизея шансов вернуться практически нет. Это же чемпионат, из всех, кто здесь спит, выживут человек пять, а скорее всего, никто не выживет.

— Я не про это, я про то, что ты пацанов кинул. Они же все погибли, все до одного, их бросили на мясо! — Я снова посмотрел в единственный глаз друга. — Тогда ты двинулся башкой на станции Вишера, но я не думал, что все так плохо. Зачем же ты второй раз побежал? Мы с тобой дезертиры, и я не оправдываю себя, я только одного понять не могу, зачем тебе все это?

— Что это? — угрюмо спросил Денис.

— Ну все, что ты делаешь. У тебя же была семья, была служба, и вдруг в один миг сбежал с поля боя и стал мотаться по всей стране. Я бы понял тебя, если бы ты сбежал и вернулся к своей семье, но нет. Ты болтаешься по всей стране, но нигде не остаешься. Я вот и спрашиваю: зачем тебе это?

— А ты что здесь делаешь, раз такой правильный? — оскалился Дэн и угрожающе посмотрел на меня. — Я тебя не просил тогда бежать за мной. Мне твои подачки не нужны! Ты такой же дезертир, как и я, не тебе меня учить жизни!

Он пытался меня запугать, но я уже понял, что творится в его душе. Понял, потому что чувствовал то же самое.

— Тебе стыдно своим в глаза смотреть?

— Да, — глухо ответил Денис и разжал кулак. — Я не могу себе простить, что тогда сбежал. Сначала пытался как-то заглушить это в сердце, но никак… я не могу им смотреть в глаза. Хотел убежать куда подальше, чтобы меня никто не видел, чтобы я никого не видел. Но не получилось, оказался здесь, и тут ты…

— У меня тоже такое было, — кивнул я.

— Расскажи, что с тобой случилось? — спросил Денис.

— Все было очень плохо… — Воровато оглянувшись, я начал историю своей жизни. — Когда мы разошлись, я вернулся к разрушенной Вишере, а там как раз прибыл трофейный тепловоз наших с двумя вагонами, полными раненых. Мстинский мост автономы разгромили, а этот маленький поезд сумел от них уйти. Я поехал с ними за бронепоездом, только, когда мы его догнали, от него уже осталось четыре вагона. Если бы питерские не пришли на помощь, его вообще бы размолотили в пух и прах. А потом… — я еще раз осмотрелся и придвинулся к самому уху Дениса, — меня поймали чистильщики и хотели казнить как дезертира. Владислав, тот самый, который у замначальника беседы вел, мне простую рокировку предложил: он спасает мне жизнь, а я перехожу в их информаторы. Ты не представляешь, как они классно работают. В Питере они завершили мою вербовку, пристроили за мной еще одного чистильщика, дали задание. Вот так я и оказался в Тобольске. А потом в городе появились «дельцы». Первый месяц мы прятались в одной деревушке, но потом нас все равно поймали. Я дней десять провел в перевалочном, местный главный решил меня в Колизей продать. Хочет посмотреть, как я буду мучиться.

— Эк тебя помотало, — покачал головой Денис. — Теперь ты, получается, чистильщик. А по поводу Колизея тут совсем все плохо, есть шанс выжить только в Чемпионате, если определят в травлю или бои, то шансов нет.

— Чемпионат? — переспросил я.