Сущий рай - Ричард Олдингтон

Это внушало тревогу. Мистер Чепстон похолодел от ужаса, сообразив — слишком поздно, — что мистер Риплсмир, может быть, подслушивал в замочную скважину. С этими старыми лисицами никогда нельзя знать… Крис пришел ему на выручку.

— Мы обсуждали вопрос, как следует поступать молодому человеку в наше время — стремиться ли ему к обеспеченному безделью или к безвозмездной деятельности, — сказал он, невзирая на отчаянные знаки, которые ему делал мистер Чепстон, умоляя его не держаться так близко к истине. Но не было никакой опасности, что мистер Риплсмир поймет, о чем идет речь.

— Что за неожиданная тема для двух культурных людей! Вы меня разочаровали, простите меня, — поклонился он мистеру Чепстону, — если я позволил себе так выразиться. Спускаясь к вам, я рассчитывал принять участие в пиршестве науки. Я представлял себе, что вы беседуете о нашем славном культурном наследии, о Римской империи или о Медичи. Ах! Медичи! Какие чудные эти Медичи!

— То были великие коллекционеры, не правда ли? — спросил Крис по возможности наивно.

Мистер Чепстон хихикнул и сделал вид, что чихает. Мистер Риплсмир стоял, раскрыв рот, его рука застыла в ораторском жесте. Очевидно, решил Крис, как только мистер Риплсмир оправится от удивления, они услышат немало о Медичи. Их спасла небольшая интермедия домашнего характера.

— Обед подан, сэр, — объявил дворецкий, торжественно кланяясь в дверях.

Это безобидное сообщение, обычно принимавшееся с гордостью, на этот раз, по-видимому, привело мистера Риплсмира в ярость.

— Обед? Уже? Что вы хотите сказать? Где же херес, который я заказал? Почему его не подали?

— Херес был подан полчаса тому назад, сэр, в голубую гостиную, как вы изволили распорядиться, сэр.

Это резонное объяснение только еще больше расстроило мистера Риплсмира.

— А не могли вы сообразить, что я здесь, а не в голубой гостиной? Где у вас голова? Не могли вы сообразить, что я хотел выпить херес со своими друзьями, а не дать ему торжественно испаряться в какой-то там гостиной, все равно, зеленой, розовой или голубой? Силы небесные, вечер испорчен, испорчен!

Дворецкий пребывал в невозмутимом молчании. Крис наклонил голову, чтобы скрыть улыбку; мистер Чепстон сочувственно клохтал.

— Но, мой дорогой друг, — укоризненно сказал он, — что же тут, собствен но, произошло такого? Разве это уж так важно?

— Важно? Да это трагедия! — воскликнул мистер Риплсмир. — Вы ничего не понимаете. Этот херес бесценный, единственный в своем роде. Бутылка так называемой Лакрима Кристи,[17]вина, которое виноторговцы оставляют для себя. Знаете, первый безупречный сок винограда. Я благоговейно, не выпуская из рук, вез его из Хереса, чтобы вы могли его отведать!

— Это очень любезно и гостеприимно, — сказал мистер Чепстон, — но я не понимаю…

— Да нет, вы понимаете, вы должны понимать! Вся симфония обеда была построена так, что эта бутылка должна была служить вступительным аккордом. Если мы задержимся и начнем с хереса, обед перестоится. Если мы выпустим херес, вся гармония превратится в уродливый диссонанс! И все из-за ослиного тупоумия этих слуг.

Мистер Чепстон встал, положил ласковую, но обуздывающую руку на бархатное плечо мистера Риплсмира и изрек суждение, достойное самого Соломона.

— Положение может быть спасено, — внушительно сказал он. — Идемте прямо к столу, пусть нам немедленно подадут херес, и мы выпьем его за супом!

Однако, если бы мистер Чепстон был умным человеком и действительно знал Риплсмира так хорошо, как ему казалось, он не отнесся бы к этому эпизоду с хересом как к незаслуживающему внимания пустяку. Без сомнения, для всякого нормального, уравновешенного человека это и было бы пустяком. Но хотя мистер Риплсмир до сего времени попирал интересы общества, пребывая вне заведения для умалишенных, вряд ли даже он сам считал себя вполне уравновешенным. Мистер Чепстон должен был бы понимать, что этот взрыв по поводу бутылки хереса означает, что мистер Риплсмир сегодня не в духе, а следовательно, в особенно неуравновешенном состоянии, в котором он, по осей видимости, будет пребывать до конца вечера. Ясно, что ситуация не была такова, чтобы просить еще об одном благодеянии для себя и для Криса.

Эта непредусмотрительность объяснялась тем простым обстоятельством, что мистер Чепстон находился под тиранической властью своего собственного благорасположения. Мы гораздо больше привязываемся к тем, кому мы благодетельствуем, нежели к тем, от кого принимаем благодеяния. Ясное дело, всякому приятнее чувствовать себя сильным, чем питать благодарность к другим. Правда, по своей мудрости и осторожности мистер Чепстон, естественно, отказался помочь Крису за свой счет и так, как этого хотелось самому Крису. Но он хотел, он просто-таки жаждал помочь Крису за чужой счет в том, чего Крису вовсе не хотелось. Вкусив радостей покровительственного благорасположения, мистер Чепстон встал на роковой путь оказывания Крису услуг.

Мистер Чепстон немедленно приступил к атаке, проявляя при этом то, что ему самому казалось верхом хитроумия. Он с почти мелодраматическим благоговением поднял стакан и понюхал вино с восторженным «ах!». Он отпил крошечный глоток и закрыл глаза, точно захлебываясь от эстетического блаженства. Желая убедиться, что мистер Риплсмир заметил его игру, он открыл глаза, затем сделал еще глоток, повращал языком во рту, вытянул губы наподобие утиного зада, по всем правилам гурманского стиля, издал короткий чавкающий звук — нечто вроде «чап, чап, чап, чап, чап». Затем с глубокомысленно сосредоточенным видом проглотил вино и безмолвно поднял глаза к небу.

Мистер Риплсмир созерцал эти знаки одобрения с удовлетворенным тщеславием. Судя потому, какой личный интерес он проявлял к триумфу своего хереса, можно было подумать, что он был той самой виноградной гроздью, из которой добывали вино, а не просто покупателем ее перебродившего сока. Но тщеславие мистера Риплсмира не довольствовалось знаками и жестами, хотя бы самыми недвусмысленными. Ему нужны были слова, медоточивые слова, целые соты и ульи льстивого меда.

— Ну, дорогой мой, что вы об этом скажете? Недурное винцо, а?

— Винцо! — воскликнул мистер Чепстон с притворным возмущением. — Мой дорогой Риплсмир, хоть вы и мой радушный хозяин, — поклон, — и человек, к которому я питаю глубочайшее уважение, — еще поклон, — я не позволю вам так легкомысленно оскорблять бога. Дионис протестует устами самого ничтожного из своих приверженцев. Это не винцо, а великое вино, благородное вино, крепкое, вкусное, солнечное вино, вполне достойное своего благородного виночерпия.

— Рад слышать это от вас, — отозвался мистер Риплсмир, очень довольный. — Как правило, я не пью хереса в Англии. Обычно это дрянное пойло, смешанное для крепости с плохим коньяком. Такого я у себя в подвалах не держу. Но это настоящий херес. Конечно, я не такой знаток, как вы, дорогой мой, ибо ваш вкус воспитан на великолепных винах колледжа, но…