Влюбленная Джейн - Рейчел Гивни

Джейн обомлела. Фред написал роман!.. Усевшись в эркере, она принялась читать быстро и увлеченно. Страницы были обильно усеяны непривычными ей современными выражениями, а также бранными словами, заставлявшими ее краснеть. Но, приноровившись к языку, она увлеклась сюжетом. В романе рассказывалось о женщине, которая тяжело заболела. В надежде спасти жизнь матери двенадцатилетний сын решает участвовать в чем-то вроде соревнования бегунов. Хотя дистанция очень большая и рассчитана на взрослых, мальчика это не пугает: он хочет собрать деньги на лечение. Джейн переворачивала страницу за страницей, торопясь узнать, спас ли юный герой свою мать, и даже сама не заметила, как дошла до середины рукописи.

– Здравствуйте, Джейн, – произнес чей-то голос с порога. Джейн, вскочив, застыла в ужасе: перед ней стоял автор романа. Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел, чем заняты ее руки. – Что вы здесь делаете?

Она попыталась найти себе какое-нибудь оправдание, но не нашла. От мучительного стыда ей стало трудно дышать.

– Простите, – пробормотала она. – Я потеряла счет времени. Не ожидала, что вы вернетесь так рано.

– Я пришел пообедать. И проведать вас.

Фред покачал головой и, смущенно заглянув Джейн в лицо, забрал у нее листки. Она поморщилась. Застигнутая на месте преступления, она была ужасно сконфужена и все-таки, не удержавшись, спросила:

– Почему вы его не отослали?

– Кого?

– Роман. Почему вы не отправили его тому джентльмену, которому адресовано письмо?

Фред не ответил. Джейн переступила с ноги на ногу. Они молча постояли еще несколько секунд, после чего он сказал:

– Мне надо переодеться.

Эти слова были произнесены негромко и без злобы, однако их тон задел Джейн, и она чуть не расплакалась.

– Ах, разумеется. Мне так жаль… Простите.

Она выбежала из комнаты, закрыла за собой дверь и с видом провинившегося ребенка села за стол на кухне. Через несколько минут Фред появился в тех штанах и рубашке, которые лежали на кресле.

– Позвольте мне извиниться, – проговорила Джейн.

Он прошел мимо нее, не глядя ей в глаза, и тихо сказал:

– Нельзя входить в чужие комнаты без спроса.

– Я знаю. Мне очень жаль.

Фред вышел из дому, не попрощавшись. Джейн вернулась в гостиную, села в кресло и снова взялась за «Наставления». Открыв проповедь «О женской сдержанности», она прочла ее от начала до конца.

Как ни старалась Джейн отогнать от себя это воспоминание, перед глазами стояло лицо Фреда в тот момент, когда он ее застиг. Она напомнила себе, что его мнение о ней нисколько ее не заботит. И все же они находились под одной крышей и неловкость между ними следовало, сколько возможно, сгладить, чтобы не оказаться на улице при столь неблагоприятных обстоятельствах.

Утром Фред говорил, что вернется в начале вечера. Усевшись в кресло и неподвижно глядя на дверь, Джейн стала его ждать. Пришел он позже, чем обещал. Она выпрямилась, ожидая приветствия. Фред снял коричневое пальто и кивнул, но ничего не сказал и сразу направился к себе в комнату. Такое холодное обхождение встревожило Джейн сильнее, чем если бы на нее накричали. Она пошла за ним.

– Фред, пожалуйста, позвольте же мне извиниться. – Он закрыл дверь, но Джейн, оставшись за порогом, продолжила: – Я совершила непростительный поступок. Я ужасный, ужасный человек, – сказала она, надеясь, что это смягчит его гнев. Но он не открыл. Подождав немного, Джейн со вздохом прибавила: – Если хотите знать, ваш роман очень мне понравился.

За дверью по-прежнему было тихо. Понурив голову, Джейн решила возвратиться к «Наставлениям» Фордайса и ждать своей участи: того и гляди ее прогонят прочь из дома. Но едва она села, Фред появился на пороге гостиной и, потупившись, провел ногой по полу туда-сюда, после чего наконец спросил:

– Вы сказали, вам понравилось?

Джейн отложила книгу.

– История схватила меня за сердце. В хорошем смысле. Я ощутила читательскую боль.

Фред нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду ту боль, которая заставляет человека продолжать чтение. Мои глаза и ум уже успели порядком утомиться, прежде чем мне в руки попал ваш роман, но я переворачивала страницу за страницей, потому что непременно хотела знать, как сложится судьба героев.

Фред улыбнулся, и сердце Джейн тихонько екнуло.

– Правда, была одна вещь, которой я не поняла, – взволнованно продолжила она.

Фред помрачнел.

– Там все ерунда. Весь роман – сплошная бессмыслица.

Джейн тоже сникла, поняв, что позволила себе опрометчивое замечание и тем самым перечеркнула весь свой давешний труд.

– Да нет же, простите меня! Я не то имела в виду… Боже правый! – пробормотала она и мысленно выбранила себя. Ей ли не понимать, каково это, когда твое сочинение критикуют! Она ли не знала, как ранит любое суждение, даже не самое зрелое и весомое! – Ваша книга очаровательна, великолепна. Забудьте то, что я сказала.

Нет, ей все-таки укажут на дверь, если она продолжит в том же духе.

– Пожалуйста, говорите. Я хочу знать, – сказал Фред. – Там действительно что-то не клеится. Я застрял и не могу писать дальше.

Увидев в его глазах мольбу, Джейн сжалась. Зная за собой гадкое свойство все критиковать и прекрасно сознавая сокрушительную силу слова, она хорошенько подумала, прежде чем ответить:

– Я не поняла, почему мальчик танцевал со своей матерью.

Фред потребовал объяснений:

– То есть как не поняли?

– Не важно. Я глупая женщина и ничего не знаю. Мне следовало бы молчать.

– Нет уж, раз начали, объясните, пожалуйста.

– В вашем романе, какой он есть сейчас, – начала Джейн, – мать просит сына потанцевать с нею, и тот соглашается.

Фред кивнул:

– Да. Что тут не так?

– Это дает неверное представление о характере мальчика.

Боже! Джейн не верила собственным ушам! Сначала она дурно отозвалась о книге, а теперь принялась бранить героев, чувствуя себя каким-то словесным хищником или злой ведьмой. А ведь то, на что она нападала, вообще-то действительно ей нравилось.

– Может быть, отложим этот разговор? – произнесла Джейн робко.

Фред скрестил руки на груди и рассмеялся:

– Нет уж, давайте говорить сейчас. Кстати, что вы знаете о литературе?

– Разумеется, ничего, – ответила Джейн. – Это всего лишь мое мнение. Наверное, я ошибаюсь.