Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин

В действительности находка на горе Кармель стала физическим свидетельством того, что постепенно признается современной наукой.

Группа исследователей из Института эволюционной антропологии им. Макса Планка в Германии под руководством Сванте Паабо впервые проанализировала примерно 60 % всего неандертальского генома, а также сравнила его с геномом современных людей, живущих в разных концах планеты. Кроманьонцы, выйдя из Африки, встретились с неандертальцами где-то в Азии, что и привело к рождению гибридных особей. Но африканцы ниже экватора этой части наследственности от неандертальцев не получили.

Результаты показали также, что ДНК неандертальцев на 99,7 % идентична современной человеческой ДНК, и этот человек ближе нам, чем шимпанзе, с котором мы совпадаем лишь на 98,8 %.

Значит, надежды на гибридизацию с обезьяной тоже могли быть обоснованными?

1 Nature. V. 172. № 4387. 28/XI 1953. P. 981. 2 Линдблад Я. Человек — ты, я и первозданный. — М., 1991. — С. 219.

25 февраля 1927 года, когда Иванов провел первый в мире опыт по гибридизации человека и обезьяны, доктор Тоболкин, на котором лежало бремя ответственности за организацию питомника в Сухуми, сообщал наркому здравоохранения Семашко: «Довожу до Вашего сведения, что мною из Москвы получена телеграмма от Воронова с уведомлением, что у профессора Иванова имеется 14 штук шимпанзе»1.

Воронов — заведующий отделом научных учреждений при Совете народных комиссаров отправил сообщение Тоболкину в Париж, где тот тогда находился. Глава сухумского питомника объезжал европейские обезьянники, изучая условия содержания шимпанзе и даже предполагал купить половозрелых самцов, если они где-то попадутся. Он побывал в Берлине и в Штелингене под Гамбургом, где находился зверинец Гагенбека, занимавшегося поимкой и продажей диких животных. Он искал самцов в вольерах Института Пастера и питомнике доктора Воронова. Однако интересующий товар был весьма редким и достаточно ходовым. С горечью Тоболкин уведомлял наркома: «…я выяснил, что нет половозрелых шимпанзе, а потому тотчас телеграфировал Иванову о получении через него для питомника обезьян.

Профессор Иванов, не отвечая о стоимости обезьян, телеграфировал, что у него есть 13 шимпанзе, но запрашивает о своем официальном положении в этом деле. Было бы крайне желательно уведомить тов. Воронова, как близко стоящего к комиссии Академии наук, что институт, организуя питомник обезьян по Вашей идее, преследует исключительно одно: дать возможно большему количеству научных учреждений СССР возможность пользоваться тем материалом, который будет собран институтом, а следовательно, те лица, которые принимают участие в получении обезьян, как, например, Иванов, получивший командировку от Академии наук и института, не выторговывая авансом какое-то официальное положение, которое я не могу определить в Париже, не получивши от Вас инструкций и не согласовав с директором института профессором В.Д. Шервинским»2.

Странная и запутанная ситуация с положением Иванова в будущем питомнике отчасти была связана с тем, что руководство института смотрело на профессора в тот момент как на поставщика ценного сырья и пыталось соблюсти прежде всего свои личные интересы. Это означало, что его сенсационным опытам придают второстепенное значение, а потому профессор начал интриговать. Пространство для маневра было небольшим, но Иванов сумел выторговать свой статус, и Тоболкин отчасти помог в этом. Иванов превратился в своеобразного куратора проекта обезьяньего питомника, хотя это самоуправство потом привело к конфликту с дирекцией Эндокринологического института.

Некоторое время Тоболкин провел на юге Франции в местечке Гримальди, вблизи Ментоне, где осматривал так называемый «Замок обезьян», организованный трансплантатором профессором Вороновым. Питомник был рассчитан на сто обезьян. И сюда, на теплый юг, Воронов предполагал перенести главные работы по проблеме омоложения.

Находясь под впечатлением от посещения центра, Тоболкин решил даже присутствовать на одной из операций знаменитого врача и на несколько дней задержался в Париже. «Эти операции интересно знать, — сообщал Тоболкин в Москву, — так как они имеют громадное значение с зоотехнической точки зрения. Им было произведено 3000 операций на баранах в Алжире, и будто бы эти бараны дали увеличение шерсти как по количеству, так и по качеству»3.

Пять дней, проведенные в Париже, надолго запомнились Тоболкину. И не только операцией Воронова в College de France. Он считал, что выполнил свою миссию, так как из Африки были получены новые важные сообщения от профессора Иванова.

Итог длительного сафари был обнадеживающим. Иванов рапортовал: «Таким образом, к отъезду я имел 3 самок, уже подвергнутых искусственному осеменению, и 3 предназначенных для опытов. Имелись еще две самки (Troglodytes Niger), близкие к половозрелости: одна из Fouta Djalon и одна из Cote D’Ivoire. Кроме того, имелись 2 самца, молодые, но половозрелые. Кроме этих обезьян, у меня было еще 3 молодых шимпанзе.

Всех этих обезьян предполагалось доставить в Сухумский питомник с тем, чтобы там продолжить и расширить начатые опыты реципрокного скрещивания»4.

Два половозрелых самца шимпанзе — это ровно столько, сколько ждали в Кремле. Без их поимки профессор мог не возвращаться в СССР. «…хотя бы 2 шимпанзе. Обезьяны нужны для экспериментов над ними и для трансплантации желез внутренней секреции людей»5, — гласил суровый наказ личного доктора Ильича, профессора Розанова. И этот наказ должен был быть выполнен во что бы то ни стало. Кремлевское «хотя бы двух» означало, что ровно столько Иванову и следовало доставить в Россию. Иначе судьба его будет непредсказуемой. Профессор отлично это осознавал. Поэтому и платил большие суммы гвинейским охотникам, рисковавшим своей жизнью на плато Fouta Djalon, и предпринимал рискованное путешествие на Берег Слоновой Кости. Именно там уже выручавший его охотник, месье Жаки, смог все-таки поймать двух самцов карликового шимпанзе бонобо.

9 июля 1927 года в Институт экспериментальной эндокринологии от представителя Наркомздрава во Франции Александра Рубакина полетела срочная депеша. «Сообщаю, что нами получена от профессора Иванова из Даккара телеграмма следующего содержания (в переводе): «Везу тридцать обезьян буду Париж 16 просьба организовать посредстве Воронова отдых обезьян в зоологическом саду или другом месте».

Нам не совсем понятно, почему профессор Иванов хочет привезти обезьян в Париж, хотя прямой путь в Батум — из Марселя, кроме того, это и самый дешевый путь. Мы условились с Совторгфлотом о том, что их агент встретит профессора Иванова на пароходе и поможет ему во всем»6.

Разъяснения скоро поступили. Профессор Иванов считал, что после двухнедельной перевозки обезьянам следует устроить карантин во Франции и лучше в Пастеровском институте, где животные могли бы пройти всестороннее обследование кишечника и крови на инфекцию и паразитов. «С этой целью, — оправдывался ученый впоследствии, — я списался с профессором Кальметтом, который немедленно сделал распоряжение приготовить для наших обезьян несколько клеток в обезьяннике Пастеровского института и, кроме того, помог удешевить провоз обезьян из Конакри до Марселя почти на 50 %»7.