Пульт дистанционного убийства - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Спасибо, я приду.
– Что ж, тогда до свидания.
– До свидания, Татьяна.
Переговорив с Валентиной Степановной, я решила для себя, что, если Ирина не появится и сегодняшней ночью, я сдам свою лицензию.
С этой приятной мыслью я и легла спать.
Проснувшись около шести часов, я снова приняла душ, перекусила и отправилась на свой наблюдательный пункт.
Благополучно добравшись до поселка и снова оказавшись на дереве, я разместила аппаратуру и первым делом попыталась определить, где находится Зеленский. Но ни в кухне, ни в спальне его не было. Тогда я связалась с ребятами, чтобы узнать, где они. Оказалось, что они уже в доме, но свои наблюдательные пункты в спальне пока не занимали.
– Эти углы нам за прошлую ночь уже осточертели, – слышала я недовольный голос с плохо скрытыми раздраженными интонациями. – Чего там сидеть в этой спальне, когда он вон, в гостиной, телевизор смотрит.
– Потерпите, ребят, ну еще ночку, – уговаривала я. – Сегодня должна прийти.
– Посмотрим… – угрожающе ответила рация, и я поняла, что, если и сегодня ничего не случится, они сдадут в полицию меня.
Снова потянулось бесконечное время. День медленно перетекал в вечер, а вечер в ночь. На сей раз я не взяла с собой ни кофе, ни бутерброды. Только то, что нужно для дела, – планшет, наушники, пистолет. К черту бутерброды!
Настроение было паршивым.
Стараясь не думать о том, что будет, если Ирина не явится и сегодня, я смотрела на экран, время от времени принимая короткие доклады своих подсадных агентов.
Вот Зеленский появился в кухне… делает что-то у плиты, видно только спину… ага, яишенка! Ну что ж, приятного аппетита, Станислав Брониславович.
Зеленский поел и снова ушел из кухни. Я связалась с ребятами и сказала, что им пора занимать свои места в спальне. И действительно, вскоре жучок в спальне показал пана Зеленского во всем блеске – в семейных трусах и белой майке советского образца. Он залез в кровать, какое-то время читал книгу, потом выключил свет и, по всей видимости, уснул.
Я переключила оборудование на режим ночного видения и продолжала наблюдать.
Ничего не происходило.
Часовая стрелка доползла сначала до часа, потом до двух и показывала уже без четверти три, а я видела перед собой все ту же картину: тело, накрытое одеялом, и нос.
«Может быть, я пропустила ее? – в отчаянии думала я. – Может быть, она приходила днем и успела уже подсыпать какой-нибудь цианистый калий, например, в соль?»
Нервы не выдерживали.
Устав пялиться в экран планшета, я то и дело вглядывалась сквозь густую листву в прекрасное ночное небо.
И, разумеется, пропустила ее.
В очередной раз переведя взгляд с небосвода на монитор, я увидела, что посторонний силуэт, появившийся в комнате, уже склонился над кроватью.
В ту же секунду я пришла в стопроцентную боевую готовность.
У меня с ребятами была предварительная договоренность о том, что из своих укрытий они могут выйти только по моему сигналу. Поэтому в спальне никакого переполоха не наблюдалось.
Ирина, – а я была уверена, что это была именно она, – спокойно делала что-то над кроватью со спящим Зеленским, но я не очень понимала, что именно. Приборы ночного видения давали не такое четкое изображение, какое дает видеокамера при дневном свете, поэтому, чем именно занимается Ирина, склонившись над Зеленским, я смогла догадаться не сразу.
А ребята, перед глазами которых вообще был только вид сзади, понимали, пожалуй, еще меньше моего. И в результате мы чуть было не упустили время.
Жучок у изголовья показывал, что у Ирины было что-то в руках, какой-то небольшой предмет, с которым она производит какие-то манипуляции.
«Готовится душить? – все пыталась угадать я. – На веревку вроде не похоже…»
Между тем Ирина закончила свои манипуляции, положила что-то в карман и подняла кверху то, что держала в руке. Какой-то небольшой прямоугольник… или цилиндрик… и сверху… что это за тоненькая ниточка? Мелькнула и исчезла…
И вдруг я поняла…
Шприц! Она хочет сделать ему укол. И уже все подготовила, набрала лекарство из ампулы, выпустила из шприца воздух… Эта ниточка, это ведь часть содержимого, которое всегда выливается из шприца в таких случаях….
– Вперед!!! – не помня себя, заорала я, схватив рацию.
И тут же увидела на экране, как из-за оконной портьеры выскочил один из бойцов и почти сразу же к нему присоединился второй, из-за шкафа.
Они успели, и я смогла наконец перевести дух.
– То есть невероятно… то есть кошмарно, – растерянно и испуганно бормотал Зеленский минут двадцать спустя. – Скажите, что все то значит?
– Ничего, Станислав Брониславович, ничего страшного, все уже позади, – успокаивала его я. – Теперь больше никто не сойдет неожиданно с ума и никого не убьют. Теперь вы можете спокойно жить в этом доме, который принадлежит вам по праву, и ничего не бояться.
– По праву этот дом принадлежит мне, – сверкая глазами, почти выкрикнула Ирина, которая, уже в наручниках, стояла тут же, в комнате.
– Правда? Но если дом принадлежит вам по праву, тогда зачем же вы убили всех этих людей?
– Я никого не убивала, – огрызнулась она.
– В самом деле? А нельзя ли полюбопытствовать, что за препарат вы хотели ввести вот этому гражданину? Витамин В?
На это Ирина не ответила, но взглянула на меня почти с ненавистью.
– Ампулку там, у нее в кармане, не забудьте приобщить к делу, – напомнила я охранникам.
Прошло еще немного времени, и приехала опергруппа, присланная Кирей, вовремя предупрежденным мной. Ирину увезли, но я решила еще немного задержаться. У меня еще было дело здесь.
– Ну что ж, Станислав Брониславович, ваш заказ выполнен, дело раскрыто.
– Неужто то все сделала вот та небольшая девушка?
– Она самая.
– То есть невероятно.
– Почему же невероятно? Мне приходилось видеть еще и не такое.
– Но зачем ей убивать меня?
– Как же зачем? Чтобы унаследовать этот дом.
– Но наследовать могут только родственники.
– Ну да. Вот она и есть… родственница.
– Как то?
– Станислав Брониславович, время уже позднее, давайте мы с вами договоримся, когда вы сможете расплатиться со мной, я приду, и тогда уж все вам подробно расскажу.
– Платиться? – сразу перестал понимать русский язык Зеленский. – Когда?
– Когда вы назначите, – после волнений, испытанных на дереве, ничто уже не могло рассердить меня.