Две головы и одна нога - Иоанна Хмелевская

– Никогда и не знала, какое мне было дело до Мизюниного наследства? К тому же, говорю, не было тогда там никакой улицы, сплошные незаселенные пустыри, ехали мы, помню, какой-то проселочной дорогой. Наверняка сейчас там все изменилось до неузнаваемости.

– А мы можем проверить. К экстрасенсу я записался на пять, успели бы до этого съездить.

Мы принялись без особого энтузиазма обсуждать поездку в те места, где предполагалось местонахождение резиденции Мизюни и Ренуся, как вдруг, без всяких рациональных причин, словно упала туманная завеса с памяти, и мне отчетливо припомнились слова ксендза викария.

– Погоди, Гжесь, погоди! – вскричала я, хотя в данный момент Гжегож как раз молчал и ничего не говорил. – Как же я могла забыть? Ксендз викарий сказал: «Человек, который убил другого человека, теперь живет под его фамилией». К этому выводу ксендз пришел сам, не выдал мне тайны исповеди, я пока не понимаю, что эти слова означают, но наверняка что-то важное.

– А к этому выводу он пришел после исповеди несчастной Елены?

– Так мне показалось. Вывод не обязательно правильный, ведь она могла наговорить глупостей…

Подлив нам в стаканы вина, очень подходящего к великолепным бифштексам, Гжегож поставил бутылку.

– В любом случае над ним следует подумать, – веско произнес он. – Ведь не так уж и широк круг тех, кого мы подозреваем. Кто из них? Может быть, Сшпенгель? Новаковский живет по-прежнему под своей фамилией, Ренусь остается Ренусем…

– Если бы Ренуся заменил кто-то другой, первой это заметила бы наверняка его жена. Мизюня ведь должна неплохо знать собственного мужа?

– Потому я и предполагаю, что тут замешано постороннее лицо, не на одном Ренусе свет клином сошелся, наверняка в афере замешано много людей. Итак, кто-то кого-то убил, продолжает заниматься аферой, предположим, играет в ней не последнюю роль, Ренусь знает о преступлении и не в его интересах выводить на чистую воду преступника, напротив, всячески поддерживает мистификацию. Может, на ней весь их бизнес держится?

– Как знать…

– Знаешь, мне все больше хочется лично повидаться с Ренусем!

– Холера побрала бы все эти телефоны! – раздраженно вырвалось у меня. – Надо было забрать с собой телефонную книжку, вообще не расставаться с ней, но в последнее время я мало хожу, вот и оставила дома на столике. К тому же она довольно большая и неудобная. Но ничего, завтра тоже будет день.

Прикончив наконец наши бифштексы, мы вышли из кафе. Я уже садилась в машину Гжегожа, когда к кафе подъехала и остановилась роскошная иномарка. Из нее вышли три человека, женщина и двое мужчин, и, весело переговариваясь, направились к двери в кафе. Я имела возможность хорошо их разглядеть.

– Езус-Мария! – шепотом крикнула я Гжегожу. – Смотри, кто приехал! Нет, не смотри! Нет, смотри! Осторожно!

Гжегож уже успел сесть за руль и как-то сразу понял, чего я от него хочу, несмотря на противоречащие друг другу выкрики. Он осторожно высунулся в дверцу.

Мизюня в сопровождении двух мужчин уже поднялась на ресторанное крыльцо. Я бы узнала ее и под землей, и под водой, и в метель, и в песчаную бурю в пустыне.

Вот все трое вошли в холл, но сквозь стеклянную дверь их было хорошо видно. Вот они прошли мимо огромного зеркала. Мизюня не задержалась перед ним, бросила лишь мимолетный взгляд и, не останавливаясь, веселая и оживленная, прошла со своими спутниками дальше.

Так оно и есть, Мизюня относилась к тем женщинам, которым не было необходимости охорашиваться перед зеркалом, приводя себя в порядок. Она всегда была в порядке, всегда уверена в себе, всегда умела «сделать лицо» и этого хватало на весь день.

Гжегож колебался не более секунды.

– Пойду посмотрю на них. Кто из двух Ренусь, тот, бородатый?

– Не уверена, но думаю, он. У меня всегда была хорошая зрительная память, да уж слишком давно видела я его, к тому же не очень рассматривала.

– Как бы это лучше сделать? Ведь любой входящий в ресторан привлекает внимание уже сидящих в зале. Не хотелось бы, чтобы они меня узнали. Хотя прошло больше двадцати лет, а даже в те давние времена я ими интересовался, а не они мною, может, даже и не помнят, кто я такой. Ведь я был никем, в то время как они привлекали всеобщее внимание, о них говорили, они были своего рода знаменитостями. Мне их специально показывали…

– К тому же, даже если и помнят тебя, могли бы ожидать встречи с тобой скорее в Париже, чем в Константине, – подтвердила я. – В крайнем случае подумают – кто такой, вроде бы на кого-то похож?

– Ладно, пойду. Подожду немного, чтобы к ним успел подойти официант.

Я осталась ждать и почему-то очень волновалась. В конце концов, что уж тут такого страшного? Не рухнет же мир оттого, что кто-то из старых знакомых увидит афериста Либаша, пусть даже с его знаменитой супругой. Множество людей имеет возможность видеть их вместе ежедневно, они не скрываются, вот и в этот ресторан приехали. Не написано у них на спине, что они такие-сякие, каждый может глядеть на них сколько хочет. Вот жаль только, что я не посоветовала Гжегожу обратить особое внимание на их спутника.

Гжегож вернулся не скоро, прошло года два, не меньше. За эти два года о чем только я не передумала! Говорили, что Мизюня с супругом часто посещают самые фешенебельные рестораны, данное кафе тоже к таким относится. Это первое. Второе – они поселились недалеко от ипподрома, старая любовь не ржавеет, до Константина от Служевца с его ипподромом – рукой подать, возможно, обделывали делишки и привезли на ужин своего клиента в хорошее кафе. А может, это их охранник? Самый главный, самый элегантный, в его обществе и поужинать можно. Он никак не мог быть Новаковским, Новаковского я хорошо помню, сколько раз с отвращением приходилось терпеть его общество в служебных командировках. Правда, черты лица его стерлись в памяти, мог и похудеть, но вот уж вырасти никак не мог, а этот был сантиметров на десять повыше Новаковского. И завести римский нос вместо своей лепешки тоже никак не мог. И скулы отрастить – тоже. Нижнюю часть лица человеку легче изменить, достаточно что-нибудь затолкать за щеки, а вот с верхней частью труднее…

А вдруг этот третий окажется… Я не успела придумать, кем мог бы оказаться спутник Мизюни и Ренуся, как вернулся Гжегож.

– Не уверен, – сказал он, садясь на свое место за рулем машины. – Может, это и Ренусь, а может, и нет. Хорошо бы увидеть его без растительности на морде. Растительность точно как у Ренуся, но она же может очень хорошо замаскировать лицо. А если помнишь, я тебе говорил – в Париже Ренусь уже являлся народу бритым, я все удивлялся, насколько изменяют человека борода, усы и всклоченная шевелюра. А кроме того, в этом бородаче есть что-то такое, чего раньше в Ренусе я не замечал, во всяком случае, на непокрытых растительностью частях лица. В общем, для меня этот бородач лишь человек, похожий на Ренуся, не более того. Нет, не уверен.

В голове промелькнуло – неплохо бы схватить этого Либаша и обрить силой. Нанять киллера, сейчас их много развелось, и поручить ему такое необычное задание. Думаю, обрадуется, получив хорошие деньги на сей раз за такую… немокрую работу.