Свое время - Яна Дубинянская

— Технику не обновляют годами, — жалуется он, вынимая кружку, всю в коричневых потеках. Имеет в виду, кажется, все-таки комп. — На задворках постоянно выпускают новые версии, мы физически не успеваем. Несмотря на тамошнюю тотальную хронозамедленность. В среднем, я имею в виду.

Почти все его слова звучат понятно. Почему я не улавливаю смысл? Говорят, при внезапном замедлении что-то такое происходит с мозгами; наверное, оно. Я не обязан с ним трепаться. Забрать досье и уходить.

— Можно было бы грамотнее распоряжаться экводотациями. Вот ваш кофе. Сахар тут, если хотите.

Он тычет мне в руки стаканчик, дымящийся и вонючий, будто внутрь сунули сигарету. В последний момент разжимаю пальцы; коричневая бомбочка летит вниз, я слишком замедлен, чтобы ее подхватить, да и, если честно, не хочу. Жижа расплескивается на пол звездой, забрызгивая ботинки инфохранца.

Пожимаю плечами.

— Рассинхронизация, — кивает он. — Бывает. Я сварю еще.

— Не надо. Извините.

Мне и вправду неудобно перед ним. Достаю ликвид, накрываю лужу радиусом, стараясь не зацепить заодно его шнурки, а то и сами ботинки. Ничего, в своем деле я профи, даже в чужом времени.

Он смотрит как-то странно. Зрачки неподвижны, взгляд тупой, словно у коммунала.

— Вы… действительно ликвидатор?

Вообще-то на мне серый комбинезон со знаками отличия. Кем я должен быть — госпитальной девкой?

— Ликвидатор.

— Да-да, конечно… Ничего. Я просто…

Жалеет, что наговорил лишнего, наконец доходит до меня. Признаваться, что я ни черта не понял?.. не знаю, какой идиот на моем месте признался бы.

— О, кажется, заработало. Сейчас будет досье. А как?..

Осекается, недоспрашивает. Ясен пень, хотел бы знать, каким образом простому ликвидатору (а поначалу принял меня за переодетого спецохранца?) досталось такое задание. Значит, в этом випе и в самом деле есть что-то особенное. Значит, я должен подохнуть, но выполнить то, чего от меня хотят. И для начала правильно уяснить. Гром учил, что при серьезных спецзаданиях далеко не все самое важное проговаривается вслух. Тем более по мобиле.

Маленький инфохранец, съежившись, протягивает пачку листков, теплых после принтера. Молчит.

Спрашиваю я:

— Вы знаете, кто он, этот вип?

— Нет, — отвечает он. Быстрее, чем успел бы обдумать вопрос.

Я улыбаюсь. Лыблюсь во весь рот, мне говорили девки, что у меня хорошая улыбка. Располагающая к себе. Улыбка простодушного идиота:

— Ничего, если я здесь почитаю? А вы мне объясните, если чего-то не пойму.

— Сожалею, — его голос едва слышен, но тверд. — Это инфохран. Вы не можете тут находиться после таймера. Проверьте, сколько вам осталось.

Проверяю. Две минуты.

Еще две инфохранные минуты — и я снова начну ускоряться, разгоняться до спецохранного режима! Предвкушение захлестывает с головой, смывая к черту все расклады и стратегические планы. Червя-инфохранца в его чистых ботинках с чистыми шнурками я готов прямо-таки расцеловать, а не допрашивать с пристрастием.

— Прочтите внимательно, — добавляет он сам; и поясняет без моих стараний и расспросов: — Этот гость очень важен для Мира-коммуны. На него во многом завязана вся система экводотаций… Вам необязательно понимать, но отнеситесь со всей ответственностью. Он должен остаться.

— Он останется, — обещаю я.

— Пожалуйста, покиньте помещение инфохрана.

Да запросто, за милую душу!

Врубается внутренний таймер, идет ускорение, и мне реально рвет крышу. С поцелуями я к инфохранцу, понятно, не лезу — но дружески хлопаю по плечу. Успеваю заметить, как человечек валится в кресло; сначала будто бы падает, а за полметра до сиденья подвисает и начинает планировать вниз все медленнее, покручивая тощим задом, так опускается, кружась, на землю сухой листок или перо.

Меня уже нет. Я лечу!!!

Лечу по инфохранным коридорам, заносясь на поворотах, и двери распахиваются передо мной, словно весь мир, мой прекрасный Мир-коммуна, лучше которого нет и не может быть. Звучит остаточный таймер: хроноскачок завершен, стабилизирован режим спецохранного времени. Эйфория ускорения спадает, мозги становятся на место, я собран и трезв, но все равно счастлив. И эрекция что-то держится дольше обычного, вот поржал бы кто-нибудь встречный — встреченный в моем времени, что очень вряд ли.

А впереди по коридору маячит девка. Вся в красном, узкая спина и внезапно обалденная задница; она покачивается и удаляется, удаляется несмотря на то, что я ускорен до предела, быстрее спецохранного только время… правильно, госпитальных девок.

Ненамного быстрее.

Между нами два стеклянных проема; я делаю рывок, и вот остается уже один; вряд ли в дом-больничках тренируют на скорость, это же девки, им достаточно для работы неслабой форы госпитального времени. Она не спешит, и я почти догоняю ее, но тут она выходит из инфохрана, и схлопываются за красной задницей непрозрачные створки — а меня начинают мурыжить на выходе, включается сигналка на несоответствие знаков отличия и хронорежима, придурки, куда вы смотрели, где была ваша чертова сигналка, когда я входил?! Приползшие на аларм инфохранные моллюски пытаются что-то втолковать своими скрежещущими на низкой частоте голосами-жестянками; в конце концов, чтобы разобраться со мной, вызывают спецохранца. Этот тоже косится на мою ликвидаторскую форму, но не возбухает, нормальный мужик.

Не хочу показаться идиотом, но в последний момент решаю: пофиг. Спрашиваю, кто она такая. Мужик не ржет, а просто называет по списку ее имя. И даже дом-больничку, место ее работы.

Запоминаю, хоть и, конечно, не собираюсь туда идти. Я ненавижу дом-больнички, вы помните.

И у меня задание.

Сейчас я должен прочесть его досье. Долгое, тягомотное занятие; хорошо, что я в спецохранном времени. Торчать на улице глупо, захожу в ближайший дом-стол, хотя жрать пока не хочется. В дом-саду нам рассказывали, будто бывают дом-читалки; не знаю, никогда не видел. Садовую бабу, которая показывала нам буквы, мы ненавидели сильнее, чем ту приходящую госпитальную девку с уколами в задницу и в руку — потому что против мгновенных, та-та-та-та, уколов ничего нельзя было предпринять, а с буквами получалось как-то бороться: переворачивать распечатки вверх ногами, или водить пальцем по строчкам, не всматриваясь, или рисовать на них члены с крылышками, или делать самолетики. Нет, я умею читать. Просто с детства ненавижу.

Дом-стол набит коммуналами, негде присесть, они жрут круглосуточно, что им еще делать, когда они не дрыхнут, как не трахаться или жрать? Расчищаю место и сразу понимаю, что пожрать — самое время. Сдвигаю распечатки в сторону, половина соскальзывает со стола и планирует вниз широким веером, я едва успеваю собрать их все на лету. Непременно понаделаю из них потом самолетиков, из этих кретинских бумажек. Штук пять или шесть, а остальными подотрусь.