Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока - Ирина Вертинская

В далеком 1937 году, она, давно уже француженка по документам, поехала в туристическую поездку в Москву. Именно тогда она поняла, что ее родители, лично знавшие Ленина и Троцкого и предрекавшие ужасную диктатуру, были абсолютно правы – она попала в СССР в самое тяжелое время, сразу после убийства Сергея Кирова, когда уже поднялась разрушительная волна репрессий. И все-таки Наталья Ильинична ходила на первомайскую демонстрацию, сохранив фотографию об этом памятном событии…

– Наталья Ильинична, перед вами прошел почти весь двадцатый век. Что вы думаете о нем?

Она задумалась, поставила чашку на стол.

– По-моему, мы пережили ужасный период истории. Расизм. Гитлер – уникум в истории человечества. Ужасное время было, конечно, и при Сталине: насилие, убийство невинных. Пережито две войны, ужасной была и первая мировая война, мне было четырнадцать лет, я многое помню, видела, что делалось вокруг… Что и говорить, невеселый был век…

– Вы бы хотели прожить еще одну жизнь?

– Нет, – ответила она решительно. – Не хочу. Все начинать с детства… не хочу.

– Почему? – Феликс вгляделся в ее умные, несколько утомленные глаза.

– Потому что моя жизнь была нелегкой. И мне бы не хотелось заново переживать пережитое…

Феликс на фоне знаменитой работы Олега Целкова. С гением художественного андеграунда журналист встречался во Франции, той самой благословенной осенью 1989 года, когда он, восхищенный, увлеченный, не зная сна и отдыха, вдыхал, глотал, впитывал всей кожей воздух Парижа, воздух свободы…

Когда Феликс попрощался с Натальей Ильиничной и выходил из кафе, он вдруг обратил внимание на выставленные в витрине книги. «Что это?» – наивно спросил он. Гарсон гордо ответил: «Это книги писателей, которые здесь работали». Феликс вчитался в фамилии – Сартр, Элюар, Арагон, Эренбург… «Может, и мне заглянуть сюда как-нибудь лет через двадцать пять-тридцать, когда доберусь до мемуаров, – улыбнулся он своим мыслям. – Приобщусь к «Бессмертным»…»

К одной из своих парижских приятельниц, с которой его познакомила Татьяна Ивановна, Надин Фавр, Феликс заезжает чаще остальных. Эта молодая женщина, выросшая на ферме в провинциальном Гренобле, специалист по русской литературе, стала для Феликса эталоном парижанки – живой, открытой, искренней, свободной, невероятно притягательной и одновременно недоступной… Надин давала приют беспокойному московскому гостю в своей скромной квартирке на рю Лякурб в его следующие приезды в Париж, помогала Феликсу во время встреч с Франзуазой Саган, Франсуа Ле Пеном, Роже Гароди… Феликс и Надин оба родились 22 июня, оба любят Москву и Париж и, гуляя по любимым местам Хемингуэя, Верлена, Бунина, Куприна и Шаляпина, оба ощущают эту прочную, необъяснимую связь друг с другом.

– Мне кажется, я живу как будто вчера, – признался Феликс Надин, когда они остановились у галереи пропавшего без вести в беспокойной Москве знаменитого коллекционера Басмаджяна. – Особенно сегодня, когда мы ищем дома, события и людей далекой эпохи…

Испытывая смешанные чувства, Феликс, как настоящий поэт, излил их на бумагу – так родилось потрясающее эссе «Ах, Надин, Надин…», пропитанное горячим, чувственным восхищением Парижем и Женщиной.

«…Я мчался в Гренобль, на запад Франции, туда, где дуют хмельные ветры, где пасутся несмышленые бычки, не ведая, что их молодой кожей бредят парижские библиофилы, туда, где в теплых, утробой пахнущих прочных сараях, на свежескошенном душистом сеновале можно вспомнить мою решительную хмельную молодость, в которой ответов было больше, чем вопросов, а рассудочность и сомнения заменяли натиск и надежда…»

В самом начале 90-х годов Феликс работает в журнале «Родина», недавно образованном печатном органе Верховного Совета Российской Федерации. Будучи редактором отдела русского зарубежья, он по-прежнему стремится охватить кипящие обновленной энергией события, повидаться с людьми, что живут в их эпицентре в России и за границей. Его позвали в Рим для участия в Международном Конгрессе представителей творческой интеллигенции Европы. В списке приглашенных на форум, сохранившемся в архиве журналиста, Патриарх Всея Руси Алексий II, Мстислав Ростропович, Чингиз Айтматов, Дмитрий Лихачев, Иосиф Бродский, Эрнст Неизвестный…

По итогам невероятных встреч в Париже, Риме, Мюнхене на свет рождается книга «После России». В ней впервые в истории сойдутся Великий князь Владимир Кириллович и ярая антимонархистка Нина Берберова, Владимир Максимов и Андрей Синявский, русский американец-бард Вилли Токарев и оперная прима Галина Вишневская, социалист Эдуард Лимонов и графиня Разумовская, увидят свет спорные откровения человека со сложной судьбой и радикальными взглядами на войну – Эдуарда Кузнецова.

Пока Феликс писал книгу, новые события «постучались в нее».

19 августа 1991 года в 8 утра в квартире Феликса раздался телефонный звонок. Тревожный голос главного редактора «Родины» Владимира Панкова произнес:

– Включай телевизор. Совершен государственный переворот. Твои подопечные попали как кур в ощип.

Феликс ощутил, как упало сердце.

– Я знал, я чувствовал, что-то неладно! – он бросил трубку, машинально оделся и выскочил на улицу. В голове туман. Если коммунисты снова пришли к власти, значит, вернутся прежние времена. Книга «После России», переполненная признаниями, за которые еще несколько лет назад можно было угодить на скамью подсудимых, уже не выйдет. «Разве созвучны размышления Галины Вишневской, Эрнста Неизвестного, других героев книги о трагедии Родины, о большевистской диктатуре, о больной нашей истории самозванным декретам «пиночетов на час»?! – спрашивал он себя, уже зная ответ. Второй мыслью было страшное беспокойство за судьбу сотен наших эмигрантов, впервые за десятки лет приехавших в Москву на Конгресс соотечественников. По какому-то невероятному совпадению именно в этот день со всего мира слетелись русские французы, русские американцы, русские англичане, потомки именитых династий, ученые, писатели – какая судьба их теперь ждет?! Какая коварная ловушка времени!

Феликс вглядывался в прохожих, пытаясь увидеть на лицах отражение происходящего. В гостинице «Урал» на Покровке, где он обычно покупал газеты, стояли двое в форме. Газеты задерживались.

Феликс вернулся домой, к телефону, чтобы позвонить в Париж, на радио «Свобода», своему другу Семену Мирскому.

– Есть ли связь с Парижем? – встревоженно спросил он у телефонистки.

– Да, есть. Мы работаем в нормальном режиме.

Феликс снова вышел из дома. Люди на улицах говорили о чем угодно, только не о ГКЧП. Чуть позже Феликсу позвонила Ольга Могилянская, его старинная знакомая, прилетевшая из Торонто на злополучный Конгресс, и попросила приехать в гостиницу. В «России» было спокойно. Только сын Ольги Михайловны Андрей спросил: