Оперативный центр. Государственные игры - Том Клэнси

Из толпы понеслись выкрики, и полицейский принялся на них отвечать. По тону голосов и тем нескольким словам, которые Херберту удалось разобрать, он понял, что полицейскому рассказали свою версию происшедшего и посоветовали лучше заниматься своим делом. Полицейский же отвечал, что это его дело – следить за порядком не только на проезжей части, но и по сторонам.

Его освистали и начали угрожать.

После короткой перепалки с толпой полицейский обратился по-английски к Херберту:

– У вас есть автомобиль? Херберт ответил утвердительно.

– Где он припаркован?

Херберт сказал.

Полицейский продолжал оттаскивать американца назад. Херберт положил руки на колеса, чтобы приостановить движение.

– Почему я должен уехать? – спросил он. – Я, видите ли, не гожусь для их вечеринки!

– Потому, что моя задача – не допускать беспорядков, – ответил ему полицейский, – и это единственный способ, которым я могу это сделать. У нас немногочисленный личный состав, да и тот разбросан по сборищам в Бонне, Берлине, Гамбурге. Мне очень жаль, майн герр. У меня нет времени на то, чтобы разбираться в происшествии с отдельным человеком. Я намерен сопроводить вас до машины, чтобы вы смогли покинуть этот район города.

– Но ведь это они напали на меня, – запротестовал Херберт. Он сообразил, что по-прежнему держит на коленях дубинку, и убрал ее, прежде чем полицейский надумал бы ее отобрать. – А что, если я предъявлю иск, чтобы разоблачить их всех к чертовой матери?

– Вы проиграете, – ответил полицейский. Он развернул кресло и покатил его в сторону от толпы. – Они утверждают, что мужчина предложил вам помощь, чтобы попасть в “Пивной зал”, а вы его ударили…

– Ага, как же!

– …и из-за этого он пролил свое пиво. Они хотят, чтобы вы по крайней мере оплатили его стоимость.

– И вы этому верите?

– Верю или не верю – ничего не значит, – ответил офицер. – Когда я обернулся и посмотрел, этот человек согнулся от удара, а вы держали в руках дубинку. Это то, что я видел, и это я зафиксировал бы в своем рапорте.

– Понятно, – сказал Херберт. – Вы увидели, что один-единственный мужчина средних лет в инвалидном кресле столкнулся с парой сотен молодых здоровых нацистов, и решили, что я нехороший человек.

– С формальной точки зрения именно так, – подтвердил полицейский.

Херберт услышал, как это было сказано, и понял подтекст. В Соединенных Штатах хватало подобных разговоров о других преступниках, других панках, но он каждый раз не уставал им удивляться. Оба мужчины знали, что эти ублюдки лгут, и все же шайка останется безнаказанной. И эта безнаказанность будет продолжаться до тех пор, пока никто ни в силовых структурах, ни в правительстве не желает подвергать угрозе собственную безопасность.

Некоторым утешением для Херберта служило то, что ему самому удалось уйти подобру-поздорову. А тычок этой свинье почти стоил принятого им пивного душа.

Пока полицейский отвозил Херберта к его машине, зазвучали клаксоны автомобилей, которые застряли на улице из-за отсутствия регулировщика. Гудки перекликались с бурей, царившей в душе американца, бурей растущего негодования и решимости. Да, он уходит, но для себя он решил добраться до этих гуннов. Не сейчас и не здесь, но где-то еще и очень скоро.

Один из мужчин отделился от толпы и вошел внутрь “Пивного зала”. Решительно прошагав через кухню, он покинул здание через заднюю дверь, потом, воспользовавшись урной, перемахнул через ограду и пересек прилегающую аллею. В результате он оказался на той же улице, по которой двигались полицейский и Херберт.

Они уже прошли мимо и направлялись к боковой улочке, где Херберт поставил свою машину.

Молодой парень последовал за ними. Будучи одним из приближенных командиров Карин Доринг, он получил распоряжение следить за всеми теми, кто, возможно, будет пытаться выслеживать их группировку. Это была мера, которую несведущие люди и не подумали бы предпринять.

Помощник Доринг с достаточного расстояния проследил, как полицейский помог Херберту сесть в машину, как он загрузил кресло в заднюю часть салона и в конце концов убедился в том, что американец действительно уехал.

Потом молодой человек извлек из внутренних карманов куртки ручку и телефон и сообщил номер и модель отъехавшего автомобиля. Когда полицейский быстрым шагом направился на свой пост, парень уже шел назад к “Пивному залу”.

Мгновением позже с расположенной в трех кварталах от места сборища стоянки отъехал микроавтобус.

Четверг, 16 часов 00 минут, Гамбург, Германия

– Что случилось, – спросил Худ, подходя сбоку к Столлу. У Ланга был бледный и болезненный вид. Столл с бешеной скоростью работал на клавиатуре.

– Здесь происходит кое-что действительно мерзкое, – сообщил компьютерщик. Секундочку, сейчас покажу, только прогоню диагностическую программу – попытаюсь узнать, как это сюда попало.

Хаузен встал рядом с Худом.

– Как попало сюда что? – спросил он.

– Увидите, – ответил Столл. – Мне не хотелось бы самому это описывать.

Худ начинал чувствовать себя Алисой в Зазеркалье. С каждым взглядом по сторонам люди и события становились все более и более занятными.

– Я проверял возможности вашей оперативной памяти, – пояснил Столл, – и обнаружил файл, установленный сегодня в час двенадцать дня.

– Час двенадцать? – переспросил Худ. – Мы в это время были на ланче.

– Правильно.

– Но ведь здесь же никого не было, герр Столл, – удивился Хаузен, – кроме Райнера.

– Знаю, – сказал Столл. – Между прочим, он уже ушел.

– Как ушел? – Хаузен непонимающе посмотрел на Столла.

– Ногами, – пошутил американец и сделал жест в сторону приемной. – Вскоре после того, как я здесь уселся, он собрал свою сумку, надел итальянский пиджак и смотался.

Хаузен перевел взгляд на компьютер.

– Что вы обнаружили? – спросил он ровным голосом.

– Во-первых, небольшое любовное послание от Райнера, – ответил Столл. – Но прежде мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вот это.

Он набрал указательными пальцами нужные команды, и семнадцатидюймовый экран превратился из голубого в черный. Черноту прорезали горизонтальные белые полосы. Они превратились в колючую проволоку, из которой после паузы сложились слова “КОНЦЕНТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ”. Наконец буквы покраснели и оплыли в лужицы крови, заполнившей весь экран.

Пошли предварительные заставки. Сначала появились главные ворота лагеря “Аушвиц” с надписью “Arbeit macht frei”.

– Труд освобождает, – перевел Ланг, поднеся руку ко рту. Дальше последовательно пошли четкие детализированные компьютерные видеоклипы. Толпы мужчин, женщин и детей проходят через ворота. Мужчины в полосатой лагерной форме стоят лицом к стене, в то время как охранники стегают их кнутами. Мужчин лишают всякого волосяного покрова. Обручальное кольцо передается солдату из дивизии СС “Мертвая голова” в обмен на пару башмаков. Прожекторы на вышках рыскают по темному предрассветному небу, и эсэсовский охранник ревет: “Arbeits-kommandos austreten!"